Прощание

Уже безнадежно больная Любовь Петровна до последних дней своей жизни была занята поисками новых ролей. Она не позволяла себе опускаться. Как рассказывали очевидцы, Орлова и в больничной палате не принимала визитеров, не сделав тщательного макияжа, всегда была со вкусом, не по-больничному одета, причесана, при гостях предпочитала пользоваться нижним светом — с его помощью легче было скрыть желтизну лица.

Обычно Орлова и Александров встречали Новый год на даче. Выпив по бокалу шампанского, гуляли вдвоем по заснеженному лесу, любуясь его причудливой красотой. Последний Новый год Любови Петровне разрешили встретить дома, отпустив ее на несколько дней из больницы. На этот раз они остались в своей городской квартире. Но снова были вдвоем. И в новогоднюю ночь опять вышли на улицу и прогулялись по Тверскому бульвару. Это было прощание с Москвой. Ей оставалось жить меньше месяца.

М. Голикова: «Никогда не забуду рассказа Григория Васильевича об их последнем прощании. Ей было уже совсем плохо, она позвонила из больницы, попросила его немедленно приехать. Когда он вошел, она успела сказать: «Как вы долго!» — и больше уже не приходила в себя. «Это был первый упрек за всю нашу жизнь», — сказал он» (17).

Пример, в котором, думается, «повинны» оба супруга, предельно трогательный и, пожалуй, уникальный, даже если принять во внимание склонность Александрова к романтическому флёру. Видимо, поведение Григория Васильевича в семейных отношениях, действительно, было выше всяких похвал, однако не могло быть, чтобы он за всю долгую совместную жизнь не подал ни малейшего повода для раздражения или легкого упрека. Но известно, что, со своей стороны, Любовь Петровна была воплощением тактичности и умела сдерживаться, хотя иногда не отказывала себе в женских капризах. Надо думать, что такой же корректностью отличался и Григорий Васильевич, и в это легко поверить: за пять лет занятий во ВГИКе я не припомню ни единого случая, когда бы он повысил на кого-нибудь голос.

Е. Стеблов: «Я помню тот печальный траурный зимний день, когда мы прощались с Любовью Петровной Орловой. Бесконечная людская вереница вытянулась от площади Восстания до театра на площади Маяковского. Люди шли и шли. Народ отдавал последнюю дань своему кумиру. И добрая половина скорбно склоненных голов принадлежала тому героическому поколению, которое вынесло на своих плечах все тяготы войны с фашизмом, потому что само эмоциональное ощущение Родины было для советского человека неотделимо от всего, что связано с Орловой. Поколение прощалось с Актрисой, воплотившей все то светлое, дорогое для всего нашего народа, что он защищал от уничтожения» (25).

Это же подтверждает и Ия Саввина:

«Два часа от площади Восстания до площади Маяковского непрерывным потоком шли люди. Шли попрощаться с Любовью Петровной Орловой. А потом, когда траурный кортеж направился на Новодевичье кладбище, тысячи людей стояли на площади и тротуарах Садового кольца. Тысячи тех, кто не успел попрощаться с Орловой в театре. И при виде такой любви зрителей к актрисе, к горькой и душной безысходности на душе присоединялось какое-то странное чувство, чувство благодарное, как если бы жизнь Орловой, действительная, не оборвалась, а продолжалась.

И нужно, необходимо, чтобы продолжалась, потому что Орлова — явление исключительное. От всех прекрасных, одаренных, любимых артистов, составляющих эпоху в искусстве, ее отличает особая магия имени» (32).

«Любови Орловой — с любовью». Эта надпись на одном из траурных венков была не просто игрой слов. Она выражала самые искренние чувства, которые миллионы и миллионы благодарных зрителей питали и продолжают питать к немеркнущей звезде отечественного искусства.