Болезнь

Однажды ночью, после того как Орлова отыграла «Странную миссис Сэвидж», она почувствовала себя очень плохо, потом у нее началась рвота. Утром ее отвезли в больницу с подозрением на желтуху. Однако подозрение не подтвердилось, зато были обнаружены камни в желчном пузыре. Ее стали готовить к операции.

Больница была в Кунцеве, та самая, где уже несколько лет с перерывами лежала Марецкая с опухолью головного мозга. Ее то отпускали домой, то снова госпитализировали...

Молчадская навещала их обеих. Вэ-Пэ всегда передавала приветы Любови Петровне и сетовала, что никогда не получала ответных.

— И не получит. — Орлова не готова была простить Марецкой роль Сэвидж. — Не надо мне о ней напоминать.

Она не сказала мужу о том, что ей предстоит операция. И предупредила всех медсестер ни в коем случае не сообщать ему об этом. В день операции она позвонила Григорию Васильевичу, сообщив, что собирается выспаться и позвонит вечером сама. Ему она велела надеть теплый свитер на прогулку.

Он честно прогулялся, вернулся домой и задремал. Его разбудил телефонный звонок, но трубку он взять не успел. Решив, что звонила Любочка, он перезвонил в больницу. И попал на единственную медсестру, которую Орлова предупредить не успела. Она бодро отрапортовала:

— Не стоит волноваться, Григорий Васильевич, операция началась два с половиной часа назад.

Он примчался в больницу и до вечера ждал, когда она придет в себя после операции. А она просто не хотела его волновать...

Операция прошла хорошо, и уже вскоре Орлова выразила желание продолжить репетиции. Молчадская приехала к ней домой, на Бронную.

«Как интересно, Неллочка, я слышала, что у всех, кому удаляют камни, остается большой шов. А у меня совсем-совсем маленький».

И она продемонстрировала несколько камешков, похожих на гальку и хранившихся в особой коробочке.

Молчадская, отец которой недавно умер от рака поджелудочной железы, знала, что означает маленький шов: разрезали, увидели и зашили. Потому что сделать было уже ничего нельзя.

Александров узнал о диагнозе в тот же день, только жене ничего говорить не стал. А про себя подумал (и потом сказал племяннице): «Хорошо, что она первая».

В больнице ей выдали эту «фиктивную» гальку. Больше о болезни в доме не говорили.

Она искала пьесу для постановки в новом сезоне, и никто не решался сказать ей, как сильно она похудела, как пожелтели белки ее глаз, как плохо она выглядит и что пьесу ей искать, в сущности, уже незачем.

Периодически ее клали в больницу, где при ней неотлучно находился Александров. А она, обложившись мировой классикой, все искала и искала пьесу — легкую, простую, безо всякой драмы. Драмы ей хватало и в жизни.

Несмотря на запрет «болезненной» темы, она все понимала сама. Только не произносила вслух. Только однажды при внучатой племяннице она проговорилась: «Я знаю, что у меня, хотя мне все врут». И, увидев недоумение, тут же вернулась к пьесе, которую изучала в данный момент.

Она одевалась так, чтобы не подчеркивать желтизну лица, красилась так, чтобы выглядеть естественно. Все всё знали, но делали вид, будто не знают. А Орлова делала вид, что не знает, что они знают. И так по кругу...