А. Плахов, Р. Должанский. «Сто лет с Любовью»

«Коммерсантъ Власть». — 05.02.2002. — № 4.

100 лет назад родилась Любовь Орлова — гранд-дама сталинского киносалона и любимая артистка нескольких поколений советских людей.

Поскольку юбиляршу уже никакое особое мнение не способно расстроить, можно спокойно сказать, что актрисой Любовь Петровна была весьма средней. Впрочем, подобным же образом оценивались профессиональные данные Греты Гарбо и Марлен Дитрих, что нисколько не умалило их славу. Легендами и священными чудовищами кинематографа их сделали не актерские достижения (о них можно спорить), а то, что обе были на экране divine — божественными. Причиной этого явилось сочетание природной киногеничности, искусственного освещения и «любовного» способа съемки (именно так снимал Дитрих, свою пассию, Джозеф фон Штернберг). На экспортированных из Европы звезд работали крупнейшие студии Голливуда — MGM и Paramaunt, каждая из которых мифологизировала свое звездное «лицо».

Быть divine в советской России оказалось значительно сложнее. Не то чтобы у нас не было любящих Штернбергов: в конце концов, Григорий Александров снимал свою супругу Орлову с неизменной заботой и нежностью. И дело даже не в отсталости нашей легкой и косметической промышленности. Проблема заключалась в том, что в отсутствие развитой системы звезд и студийной конкуренции воплощать можно было только «лицо» государства, сталинского социализма.

Время Орловой пришло тогда, когда женственность окончательно стала заложницей и служанкой идеологии. Победить ее можно было только одним способом: подладившись под нее и усыпив ее бдительность. Именно это сумела сделать Любовь Орлова, и в этом ее заслуга перед историей. Ни идиотизм, ни фальш сюжетов, в которых ей приходилось фигурировать, к ней не прилипают, поскольку созданный ею образ не предполагает ни ума, ни искренности — только чистой воды женскую мистификацию. Вполне обывательский идеал женственности Орловой удалось выдать за идеал социалистический.

По мере неуклонного восхождения простоватых героинь Орловой к вершинам общественного счастья ее актерские средства менялись от лирико-комедийных до монументальных. Неизменными оставались культ физического и душевного здоровья, а также готовность распевать на экране патетические песни. Неизменным был и лично-творческий альянс с Григорием Александровым, у которого Орлова снялась в эксцентрических музыкальных комедиях «Веселые ребята», «Цирк», «Волга-Волга», «Светлый путь», а уже после войны — в «Весне», неожиданно объявленной недавно предтечей постмодернизма. Хотя Орлова в этих фильмах не снискала мировой славы, сопоставимой со славой ее зарубежных соперниц, тем не менее ее образ в предвоенные годы вписал советское кино в международный ряд. В этом ряду — не только голливудские «сумасшедшие комедии», но и мещанские мелодрамы Третьего рейха, по-своему не менее идеологизированные.

Легендами кинематографа их сделали не актерские достижения, а то, что они были на экране divine — божественными

Александров четко очертил круг творческих задач Орловой. Побывав с Эйзенштейном в Голливуде, он привез кодекс самых общих представлений о возможностях звукового кино и мюзикла, об эксцентрике американской «комической» и об основных женских амплуа. Оказавшись дома, режиссер адаптировал эти знания к реалиям советского кино, поставив исполнительницу главных ролей в рамки весьма жестко сформулированных задач. И только перестав быть актуальной кинозвездой, а стало быть, секс-символом (хотя и полулегальным), Орлова смогла раскрыть свою подлинную, а не мистифицированную женскую природу на театральной сцене.

Попытки продлить былую славу в кино («Русский сувенир» того же Александрова) не могли удаться. Ибо пришли времена, когда женское начало уже не надо было столь тщательно упаковывать в идеологические обертки. С появлением Татьяны Самойловой, Людмилы Гурченко и других героинь «оттепели» Россия Любови Орловой кончилась навсегда.

Последние 25 лет своей жизни она была театральной актрисой, состояла в труппе столичного Театра имени Моссовета. Однако новые театральные роли выходили у нее еще реже, чем кинороли в лучшие годы ее карьеры. Запомнилась театральная Орлова зрителям разве что ролью эксцентричной американской миллионерши в комедии «Странная миссис Сэвидж» — ролью, которую она делила с другими великими «моссоветовками» тех времен, Марецкой и Раневской.

Но главным сюжетом последних десятилетий ее жизни стала борьба с возрастом. За ней не замечали склонности к закулисным интригам и обычных проявлений актерской ревности. Ей было не до этого. Самая знаменитая советская кинозвезда воспринимала как главного своего врага и соперника только время. В юности ей приходилось скрывать свое происхождение — Орлова была дворянских кровей, ее мать приходилась дальней родственницей Льву Толстому, и в детстве Люба даже успела посидеть на коленках у великого старца. Потом «темным пятном» в ее биографии стал первый муж, Андрей Берзин, репрессированный и сосланный. В последние годы своей жизни она скрывала лицо.

Семья Александрова-Орловой оставалась одной из самых обеспеченных, знаменитых и благонадежных семей Советского Союза. Орлова и Александров всегда были «выездными», всегда отлично справлялись с обязанностями полпредов советского искусства, им было разрешено общаться и даже дружить с деятелями буржуазной культуры. Именно во время одной из таких поездок Любовь Орлова сделала себе пластическую операцию — едва ли не первой из известных русских женщин. Потом она повторяла эту процедуру несколько раз.

Когда актрисе было уже за 70, она и Александров сделали драматическую попытку вернуться в кино. Фильм должен был называться «Скворец и лира», но завистники именовали его не иначе чем «Склероз и климакс». В одном из эпизодов актриса должна была показаться перед камерой в подвенечном платье. Орлова, как делала это уже много лет, потребовала, чтобы не было крупных планов. Когда в кадре по сценарию должны были появиться руки героини, пришлось вызывать молодую дублершу, чтобы выдать ее пальцы за пальцы Орловой. Но фильм так и не был показан зрителю: показывать такое было нельзя. Впрочем, к тому времени, когда озвучание «Скворца и лиры» было закончено, кинозвезде было не до ролей. Врачи обнаружили у нее рак и уложили в Кремлевскую больницу.

В гробу на театральной сцене лежала маленькая, иссушенная болезнью старушка. К любимой миллионами небожительнице советского кино эта покойная актриса Театра имени Моссовета уже не имела никакого отношения.