Ключ к этой книге

Книга, посвященная народной артистке СССР Любови Петровне Орловой, была задумана мною давно, еще при ее жизни. Мне представлялось, что это должен быть не просто литературный портрет, а своего рода объяснение в любви от имени миллионов почитателей ее искрометного таланта. Но когда я поделился с Любовью Петровной таким замыслом, она удивленно посмотрела на меня и сказала просто и искренне, как умела говорить только она:

— Спасибо, спасибо... Только лучше бы без восклицательных знаков и возвышающих эпитетов, а попроще как-нибудь... Поглубже, что ли...

И вот теперь, работая над книгой, я вновь и вновь мысленно возвращаюсь к моей первой встрече с Любовью Петровной и Григорием Васильевичем, к запавшей в душу давней беседе с ними в редакции «Горьковской коммуны» в 1937 году.

Нет, они и в ту пору не представлялись знаменитыми кинематографистами, не кичились всесветной известностью, были предельно просты в общении и покоряли всех, кто общался с ними, своей искренностью и сердечностью.

Итак, встреча в редакции, продолжавшаяся несколько часов, закончилась, как о том рассказано в главе «Волжский сюжет», решительным заявлением Любови Петровны, что она рассматривает Василия Ивановича Лебедева-Кумача и Исаака Осиповича Дунаевского как соавторов Григория Васильевича, и ее риторическим вопросом: «Чего бы я стоила без их песен и их музыки?»

Такой ее вопрос, естественно, не требовал ответа. Кажется, в этот момент сколько было лиц в редакторском кабинете, столько было и улыбок. Все мы дружно вызвались проводить наших гостей. И оживленная наша беседа не затихала, а продолжалась все то время, пока мы шли к волжским причалам.

Теперь уже, понятно, не вспомнить, о чем мы беседовали. Но, кажется, наших гостей особенно интересовали на улицах города те места, что были связаны с жизнью и деятельностью Алексея Максимовича в его ранние годы. И мы начали с того, что показали им стоявший наискосок от редакции неказистый двухэтажный дом на углу, где когда-то помещалась редакция «Нижегородского листка», в которой он сотрудничал несколько лет. А затем повели их на волжский берег необычным путем, через Почтовый, в прошлом Успенский, съезд, где стоял одноэтажный, очень ветхий домик-развалюха, принадлежавший когда-то деду писателя, Василию Васильевичу Каширину. В этом домике трехлетний Алеша Пешков поселился с матерью осенью 1870 года.

В «домике деда Каширина» в то время шли реставрационные работы, в следующем году его предстояло открыть как мемориальный музей детства Горького. Осмотреть домик и восстанавливаемую во дворе красильню нашим гостям, к сожалению, не удалось. Все вокруг было завалено строительными материалами, лесом, тесом и старой мебелью, покрытой брезентом. Пришлось ограничиться краткой беседой с архитектором Д.П. Сильвановым, руководившим реставрационными работами, и с оказавшимся здесь же приветливым старожилом-нижегородцем, в прошлом другом Алексея Максимовича, Ф.П. Хитровским, уже назначенным директором будущего музея.

— Боже мой, — воскликнула Любовь Петровна, когда мы распрощались с нашими собеседниками, — до чего же все это интересно! И этот домик, и эта улица, и эта неожиданная беседа с Федором Павловичем Хитровским, который так много знает о Горьком, чего мы не знаем...

— Марк Семенович Донской как-то говорил мне, — сказал Григорий Васильевич, — что здесь, в Горьком, он хотел бы снять многие сцены первой части задуманной им трилогии о жизни Алексея Максимовича. Надо будет рассказать ему о том, что мы здесь видели и слышали. Все вокруг — это же интерьеры его картины, готовая натура...

Затем мы показали нашим гостям находившийся неподалеку домик на улице Гоголя, где в 1902—1903 годах, под квартирой, в которой поселились хорошо законспирированные революционеры-подпольщики, была оборудована тайная типография Нижегородского комитета РСДРП. В создании этой типографии, как нам было известно, принимал деятельное участие и Алексей Максимович.

От этого примечательного домика мы прошли в расположенный рядом Вознесенский переулок, где в одноэтажном домике на углу молодой литератор Алексей Пешков с женой Екатериной Павловной жил в 1896—1897 годах. Квартира у них была очень маленькая. Книги составляли ее главное богатство.

Такими были те горьковские места, которые мы помогли Любови Петровне и Григорию Васильевичу осмотреть в тот вечер. Впоследствии Любовь Петровна говорила мне, что в те дни, что они провели в Горьком, все свое свободное время они в полной мере использовали для ознакомления с многочисленными, хорошо известными старым нижегородцам местами, связанными с жизнью, литературной и революционной деятельностью Алексея Максимовича.

На дебаркадере, к которому был причален пароход «Память Кирова», своих «затерявшихся» друзей уже ожидали Игорь Владимирович Ильинский, Андрей Петрович Тутышкин и другие участники киноэкспедиции.

— Где это вы запропали? — шутливо возмущались они. — Мы уже собирались объявить всесоюзный розыск: горьковские журналисты похитили-де режиссера и актрису, не знает ли кто, где они и что с ними?..

Мы простились с Любовью Петровной и Григорием Васильевичем так, словно знали их не один день, а по крайней мере несколько лет. В сущности, так оно и было. С момента появления на экране «Веселых ребят», а затем и «Цирка» их хорошо знали, тепло принимали, желали им новых творческих успехов миллионы кинозрителей, к числу которых относились и мы.

Но было, думается мне, и нечто большее в этой встрече, пронизанной взаимными симпатиями.

— Право же, жаль расставаться, так хорошо мы побеседовали с вами, — сказала на прощание Любовь Петровна и неожиданно добавила: — Запишите, пожалуйста, наш московский адрес. Может быть, будете в Москве, заедете или позвоните, и мы повстречаемся еще раз...

Так оно и случилось. Мы встретились еще раз — это было уже после войны, когда мне довелось работать в редакции «Правды». И встречались затем не однажды. Все минувшие годы московский адрес и телефон Любови Петровны и Григория Васильевича, переходившие из одной моей записной книжки в другую, были для меня своего рода паролем, открывавшим дверь их дома и их сердца.

Свидетельство тому — эта книга.