Глава 19. Небесная идея

Принято считать, что самым «долгоснимаемым» фильмом в нашем кинематографе (а стало быть, и в мировом — кто же за границей позволит так долго тянуть) является «Хрусталев, машину!», над которым режиссер Алексей Герман работал восемь лет. Когда знакомишься с историей фильма «Русский сувенир», начинаешь сомневаться в истинности германовского рекорда.

Все началось осенью 1953 года, когда, выдумав фабулу, Григорий Васильевич призвал под сочинительские знамена братьев Тур, сценаристов «Встречи на Эльбе». Оба драматурга работали в основном в приключенческом жанре. В комедийном активе братьев значился только фильм «Беспокойное хозяйство». Эта не лишенная оригинальности симпатичная комедия про ложный аэродром, помогавший водить за нос гитлеровских агрессоров, дожила до наших дней благодаря хорошим артистам, в первую очередь Л. Целиковской и М. Жарову. Михаил Иванович к тому же в первый и единственный раз выступил там в качестве постановщика. Картина «Беспокойное хозяйство» снималась сразу после войны, Александров в то время был художественным руководителем «Мосфильма». С тех пор он считал, что у братьев Тур имеются задатки комедиографов.

Новое соавторское трио представило на «Мосфильм» творческую заявку на сценарий художественного фильма «За железным занавесом». Содержание таково: несколько респектабельных туристов из капиталистических стран летят из Китая в Советский Союз, в Москву. По пути у самолета случилась поломка, и он срочно приземлился на первом попавшемся месте, в глухой тайге. Дальше иностранцы начинают выбираться оттуда в Москву, по пути становясь свидетелями грандиозных свершений советского народа. Их проводником становится член экипажа буфетчица Маша Снигирева, вынужденная взять на себя функции экскурсовода, Министерства иностранных дел и Всесоюзного общества культурных связей с заграницей. Разумеется, с иностранцами происходят всякие комические приключения, а в результате у них открываются глаза на нашу прекрасную действительность. Если раньше они относились к СССР с предубеждением, то теперь, столкнувшись с простыми людьми, своими глазами увидев их счастливую жизнь, благоустроенный быт, самоотверженный труд, они восхищены этой страной. Ряды искренних друзей Советского Союза пополнились.

Договор с авторами студия заключила 27 октября 1953 года, предоставив на сочинение сценария односерийного фильма достаточно много времени — шесть месяцев. Однако сначала Александров болел, потом ездил за границу. К тому же над Григорием Васильевичем, словно дамоклов меч, долго висело задание государственной важности: ему, Сергею Герасимову и Михаилу Чиаурели поручили поставить двухсерийный документальный фильм, посвященный Сталину. О том, как в разных странах реагировали на его кончину. Предполагалось использовать обширную зарубежную кинохронику. Через какое-то время задание изменилось: не нужен двухсерийный, достаточно сделать фильм «Похороны» — даже не полнометражный, в нескольких частях. Позже от этого замысла тоже отказались — последовала административная реформа, Министерство кинематографии было ликвидировано и стало составной частью впервые созданного Министерства культуры. Продержав трех режиссеров в изрядном напряжении, идея фильма о похоронах Сталина постепенно заглохла. Буксовало и дело со сценарием фильма «За железным занавесом». Срок сдачи продлили на четыре месяца, однако к 1 августа соавторы работу все равно не представили. Тогда у директора «Мосфильма» И.А. Пырьева лопнуло терпение, и он попросил показать хотя бы то, что есть. Мосфильмовские редакторы прочитали сценарий, сделали немыслимое количество замечаний и разрешили дорабатывать его до Нового года.

Следующий вариант сценария — теперь он назывался «Пилигримы» — тоже потребовал существенных переделок. В июне 1955 года он был представлен уже под названием «Шиворот-навыворот». Через полгода выяснилось, что все изменения в сценарий Григорий Васильевич вносил один. Ознакомившись с поправками режиссера, братья Тур пришли от них в ужас и, подобно многим своим предшественникам, отказались от совместной работы.

Вряд ли целесообразно перечислять все проволочки, происходившие благодаря Александрову. Все же 26 июня 1958 года сценарий утвердили, и уже в будущем году начали сниматься некоторые эпизоды. Фильм имел интересные варианты названий. Григорий Васильевич выбрал самое неудачное из них, напоминающее магазинную вывеску, — «Русский сувенир».

Третьего мая 1959 года истосковавшаяся по кино Любовь Петровна написала директору театра М.С. Никонову заявление, в котором просила в связи с началом съемок фильма не планировать ее в течение лета на гастрольные поездки из Москвы. Аналогичное письмо Никонову прислал «Мосфильм» — студия просила вообще не занимать Орлову в спектаклях до октября. В первой половине июня театр имени Моссовета должен был ехать на гастроли во Львов, где намеревался, помимо прочего, три раза показать «Нору». Однако киношники все-таки настояли на своем, «Нору» не повезли, благо обширный репертуар театра оставлял пространство для маневра. Позже «моссоветовское» руководство взяло реванш — когда в августе открылся новый сезон, Любовь Петровну не освободили от спектаклей, и ей пришлось сочетать съемки с работой в театре.

Весной 1959 года на «Мосфильме» произошла реформа — были созданы творческие объединения, и группа «Русского сувенира» вошла в Первое. И вот 20 июля этого года художественный совет объединения собрался на свое заседание, чтобы обсудить, как проходят съемки, и оценить качество готовых эпизодов.

Фильм еще не закончен, полного представления не было. Товарищи по объединению настроены вполне миролюбиво, хвалили за эпичность, за показ хорошего индустриального пейзажа, мощной техники, аэродрома, сплава леса. Когда же речь шла о действующих лицах, хвала сменилась хулой; особенно критиковали Варвару Комарову, которую играла Орлова. В Варвару после многочисленных переделок превратилась Маша Снигирева из первоначальной заявки. Специальность она тоже сменила — стала инженером по зажиганию звезд на башнях Московского Кремля. Претензии были не к качеству игры Любови Петровны. Для нареканий имелись три другие причины.

Во-первых, товарищам по творческому объединению не понравилась ее экзотическая специальность. Куда это годится, возмущались они, рядовой советский человек знакомит интуристов с повседневной жизнью советских людей, и вдруг под занавес выясняется, что она обладательница единственной на земном шаре специальности. Тут уже и все остальное покажется надуманным. К этому замечанию режиссер прислушался — Варвара стала простой телеграфисткой, а инженером по зажиганию кремлевских звезд сделался ее брат.

Во-вторых, большое недовольство вызвал текст, вложенный сценаристом в уста Варвары. Действительно, вместо живой речи она изъяснялась газетными штампами. Справедливости ради нужно заметить, что остальные персонажи говорили ненамного лучше. Но с капиталистов взятки гладки — не могут же иностранцы изъясняться, как Пушкин или Тургенев. Претензии же к роли Комаровой возникли, потому что она единственный советский человек, стало быть, язык ее должен быть ярким и образным, с репризами, способными войти в повседневный обиход, как это случалось после «Веселых ребят» или «Волги-Волги».

Несмотря на обещания, добиться подобного качества сценаристу не удалось. В фильме нет запоминающихся фраз, что негативно отразилось на его популярности. В стране царила строгая цензура, когда со зрителями и читателями нужно было разговаривать эзоповым языком. Если в словах содержался двойной смысл, это воспринималось как необычайное геройство, авторы приобретали статус храбрецов и тогда произведение могло привлечь внимание. Совсем иное отношение к тексту, когда слова в одно ухо влетают, а в другое вылетают. Именно такое свойство присуще сентенциям Варвары Комаровой. «Платон сказал — невозможно быть в одно и то же время богатым и честным человеком». «За деньги времени не купишь». «Капитализм еще имеет силу, но уже не имеет смысла». «Общеизвестно, что труд создал из обезьяны человека». «Мечтать нужно, и мечты превратятся в действительность». И все это в фильме с претензиями на комедию? Тут у любой артистки опустятся руки, сколько ни старайся. Заметив в доме охотника Егоркина лежащий на подоконнике «Капитал» Маркса, Варвара обращается к миллионеру Скотту:

— Вам надо бы почитать вот это. Здесь научно доказана его гибель.

Повторим, что другие персонажи не уступают ей в красноречии. Например, некий студент без обиняков укоряет иностранцев: «Решения Двадцать первого съезда не знаете, господа!» Подобными перлами напичкан весь фильм вплоть до заключительных слов прозревшего американского миллионера: «Я никогда не думал, что коммунизм так близко...»

И, наконец, третья, самая главная претензия — Варвара Капитоновна слишком молодо выглядит. А ведь у нее семь взрослых сыновей. Орлова так же похожа на мать-героиню, как и 20 лет назад. Григорий Васильевич пытался оправдаться, напомнив, что из текста ясно: Варвара родила только троих, а четверых взяла во время войны на воспитание. Однако слова Александрова не возымели на присутствующих никакого действия. Из троих сыновей старший все равно уже опытный летчик. Когда же в кадре появляются семь парней, каждый из которых выглядит старше матери, получается сущая нелепость.

Члены худсовета предложили режиссеру сделать сыновей братьями Варвары. Григорий Львович Рошаль нашел такой метаморфозе поистине библейское объяснение. «Здесь главное то, — сказал он, — что братья тут — философская категория. Предположить, что вся страна ее дети — очень странно, а что вся страна — братья, можно понять».¹

Приблизительно такие же замечания были сделаны по режиссерскому сценарию Управлением по производству фильмов Министерства культуры СССР. Тем не менее «Русский сувенир» был запущен в производство. Чтобы уложиться в график, Александров попросил организовать вторую производственную группу. Эту просьбу выполнили. Режиссером второй группы был назначен П.Н. Арманд. Павел Николаевич — человек многогранный, обедни не испортит. До войны он прославился как автор музыки и текстов песен для кинофильмов. Самой популярной оказалась «Тучи над городом встали» из «Человека с ружьем». После войны Арманд поставил несколько картин на Рижской киностудии, в частности с успехом шедшие «Весенние заморозки», «За лебединой стаей облаков». Рижская студия по-прежнему была заинтересована в нем и предложила самостоятельную работу. Поэтому через месяц Арманд покинул «Русский сувенир».

Как при всяких масштабных съемках, по ходу дела возникали непредвиденные обстоятельства, график постоянно нарушался. Причины задержек самые разнообразные — тут и плохая погода, и поломка аппаратуры, и переговоры с цирком о предоставлении дрессированного медведя. Порой работу стопорили субъективные факторы: в картине снималось много известных, востребованных актеров, у них были дела, которыми невозможно пренебречь. Они и в театрах заняты, и на других фильмах, включаются в официальные делегации. Элина Быстрицкая улетела на две недели в США, а вернувшись, столько же болела. Читающий дикторский текст Сергей Образцов уехал со своим кукольным театром на месяц в Англию.

Любовь Петровна отсутствовала редко. Только в середине сентября по приглашению Министерства культуры Узбекистана вместе с одним из партнеров по фильму, Павлом Кадочниковым, летала на праздник искусства в Ташкент. Иногда она была занята в театре. А 24 ноября заболела — у нее было сильное раздражение кожи лица, врачи запретили ей гримироваться. Лишь через месяц Орлова смогла продолжить работу.

Съемки «Русского сувенира» катастрофически отставали от производственного графика. Между тем народ выражал недовольство. Редакции газет получали письма от возмущенных читателей: как же так, товарищи! Четвертый год пресса долдонит о несуществующем фильме, публикуются фотографии со съемок, телевидение трубит о будущем шедевре. Раздувают кадило, а результатов нет.

Только железные нервы Григория Васильевича позволили довести работу до конца. В марте 1960 года съемки все-таки закончились. Потом, правда, были некоторые доработки, перезапись шумов и музыки, озвучивание. Наконец кинокомедия готова, ее можно показывать. И тут новая напасть. На одном из первых просмотров картину увидел советник китайского посольства в Советском Союзе. Одно обстоятельство в «Русском сувенире» настолько возмутило его, что дипломат пожаловался в Министерство иностранных дел СССР, откуда на «Мосфильм» тотчас пришло письмо:

«В фильме показано, что среди американских, английских и французских туристов, которые едут в Советский Союз из Китая, есть несколько человек с крайне предубежденным отношением к социалистическому лагерю и даже один шпион.

Чжан Инь-у сказал, что это не соответствует действительности, так как КНР не имеет с США никаких отношений, а отношения с Англией и Францией носят крайне ограниченный характер. Туристы из этих стран, а тем более шпионы, в Китай не ездят.

В Китай приглашают, правда, некоторых представителей из этих стран, но только прогрессивных взглядов.

Чжан Инь-у дал понять, что будет неправильно, если миллионы советских зрителей будут смотреть фильм, где неправильно показаны отношения КНР с рядом капиталистических стран.

Чжан Инь-у выразил надежду, что его замечания будут переданы организациям и товарищам, имеющим отношение к созданию фильма «Русский сувенир»».²

Каприз дипломатов влетел «организациям и товарищам» в копеечку, поскольку сначала среди персонажей был китайский пилот, и радист объявлял про самолет «следующий из Пекина». Теперь следовало сказать: «следующий из Владивостока», сделать еще кое-какие мелкие поправки. Дело осложнялось тем, что часть материалов была отправлена в Главкинопрокат, их нужно вернуть для перемонтажа негатива, перезаписи, новой печати контрольной копии и изготовления материалов для копировальной фабрики...

На какое-то время связанные с фильмом хлопоты выпали из поля зрения Орловой — в ночь на 22 июня скончалась ее старшая сестра Нонна Петровна Веселова. Ее похоронили на сельском кладбище во Внукове. Нонна была последней из близких родственников актрисы. С детства они были близки, вместе жили и воспитывались в родительском доме. Сначала разница в шесть лет сказывалась, у каждой девочки были свои интересы. После революции, когда Орловы переехали из Звенигорода в Сватово, настала одинаковая для них полуголодная юность с изнурительными поездками в Москву, куда возили на продажу бидоны с молоком. Когда Нонна вышла замуж, сестры стали видеться реже. Потом младшая была плотно занята в театре, на киносъемках, встречались от случая к случаю, но духовно они были очень близки. Во время войны Любовь Петровна помогла матери и сестре выехать в эвакуацию в Уфу, при случае навестила их.

У Нонны Петровны было слабое здоровье, и Орлова изрядно постаралась для нее: выхлопотала участок в двух шагах от своей дачи, помогла купить корову. Казалось, жизнь налаживается — сестра окрепла, ни на что не жаловалась, у нее дочь и внуки, в которых она души не чаяла, много друзей, которых она, хлебосолка, охотно принимала, устраивая обильные застолья. Во Внукове сестры виделись часто, после своих поездок, особенно заграничных, Любовь Петровна одаривала старшую всевозможными сувенирами... И вдруг эта ужасная, неожиданная смерть.

Если бы не утрата сестры, можно было бы считать, что лето 1960-го складывается удачно. Закончена кинокомедия «Русский сувенир». Фильм цветной, Любовь Петровна выглядит там очень хорошо, картина если и не добавит ей новую порцию известности, то реанимирует прежнюю, начавшую уменьшаться. Положение в театре становится более прочным, ее часто приглашают на выступления. Да что там выступления — не забывают и на мероприятиях союзного масштаба. Например, 17 июля Орлова и Александров были в числе других избранных приглашены на загородную правительственную дачу, где состоялась «волнующая» встреча руководителей партии и правительства с лучшими представителями советской творческой интеллигенции. На фотографиях в прессе можно увидеть Любовь Петровну и Никиту Сергеевича. Оба радостно улыбаются, известной актрисе и главе государства так приятно воочию увидеть друг друга. При виде этого снимка вспоминается анекдот той поры. «Как живете?» — весело спрашивает колхозников Никита Сергеевич. «Хорошо живем», — шутят в ответ колхозники.

Сценарий подобных показушных приемов хорошо известен: члены Политбюро ЦК обращались с установочными призывами, в ответ представители разных родов искусств — кинематографистов в этот раз представлял Сергей Бондарчук — благодарили партию и правительство за внимание к их работе, обещали отдать все силы и таланты на благо народа.

Официальный отчет об этой встрече в газетах публиковался под заголовком «Великое единство вдохновенного служения партии, народу». Там даже проскальзывали почти лирические строки, немыслимые в сталинские времена: «Гости замечательно провели воскресный день. Они гуляли по тенистым просекам, катались на лодках, удили рыбу, купались в озере (надо полагать, в приглашениях руководители партии и правительства советовали интеллигентам захватить с собой купальники и плавки, иначе те могли не сообразить, что их ожидает. — А.Х.), соревновались по спортивной стрельбе в тире, играли в городки и настольный теннис... Гости расходились, окрыленные радостью встречи, вдохновленные незабываемым творческим общением, готовые к новому труду во всех областях коммунистического творчества».³

«Окрыленные» — в данном случае на редкость удачно подобранное слово. А как можно себя почувствовать иначе, если ты официально причислен к сливкам общества? Ты на коне, с тобой считаются, перед тобой открыты блестящие перспективы. В подобные моменты тебя охватывает ощущение счастья, кажется, что так будет вечно, и даже думать лень, что на белом свете имеются какие-то неприятности. В твоей-то жизни они не появятся.

Увы, увы, увы...

В предыдущей главе упоминалось, что так называемый «период "оттепели"» благотворно отразился на репертуаре драматических театров. Кинематограф в это время тоже сделал шаг вперед, став совершенно другим. Режиссеры старались избегать привычного украшательства, рассказывали и о плачевном состоянии послевоенной деревни, и о тяготах городской жизни, не чурались критики в адрес зазнавшихся чинуш. Поначалу все это присутствовало в картинах в гомеопатических дозах, однако постепенно тенденция проявлялась все больше и больше. Появилось новое поколение талантливых режиссеров, у которых не было возможности работать в период малокартинья: А. Алов и В. Наумов, В. Венгеров, Л. Кулиджанов, Я. Сегель, С. Ростоцкий, Г. Чухрай, М. Швейцер. Многие из них воевали, и одновременно с ними в кинематограф вошли чуть более молодые, не попавшие на фронт по возрасту Т. Абуладзе, Л. Гайдай, М. Калик, М. Хуциев. Прогремели имена сценаристов А. Володина, В. Тендрякова, Г. Шпаликова.

С такой когортой дебютантов, стремившихся честно отобразить реальность, не избегать существенных проблем и отказаться от излишнего пафоса, жадно знакомились многочисленные зрители. Новые картины вызывали оживленные споры. После XX съезда партии и доклада Хрущева фильмы без лишней идеализации стали громогласно говорить о важных противоречиях нашего общества. Скоро каждый год выпускалось уже не восемь фильмов, как при Сталине, а 50—60. Среди них были «Летят журавли» и «Чужая родня», «Девять дней одного года» и «Человек идет за солнцем», «Сорок первый» и «Весна на Заречной улице»... На что мог рассчитывать на этом блистательном фоне плакатный «Русский сувенир»?! На долгожданное появление Любови Орловой? На полный изящества текст? На оригинальность постановки?

Едва «Русский сувенир» мелькнул на экранах, — а шел он считаные дни, — как в прессе появились кислые отклики. Это мелочи жизни, булавочные уколы критиков можно терпеть. Однако вслед за ними последовала звонкая оплеуха — 30 июля журнал «Крокодил» разразился обширным фельетоном под названием «Это и есть специфика?». Сатирический журнал, переживающий тогда короткую пору расцвета, посвятил целую полосу «Русскому сувениру». Слева, в узкой колонке «Говорит режиссер», дана подборка коротких цитат из многочисленных «пиаровских» интервью Г. Александрова. Вроде той, например, которая была опубликована за четыре месяца до этого, 28 февраля 1960 года, в газете «Челябинский рабочий». Откопали все-таки, злыдни:

«Я несколько лет посвятил тому, чтобы создать сценарий, на основе которого можно было бы поставить веселый кинофильм, посвященный проблемам современности. Часто после поездок в буржуазные страны мне приходилось выезжать в Сибирь. И вот эти контрасты при перелете из Иркутска в Палермо и из Рима в Братск дали мне возможность разработать сюжет "Русского сувенира"».

Вот, оказывается, какие оригинальные сюжеты можно разработать при перелете из Иркутска в Палермо!

Кузьма Блуждающий-Маскин, доктор кинематографических наук, — таким псевдонимом был подписан фельетон. Он большой, приводить его полностью не имеет смысла, но без весомого отрывка не обойтись:

«Могучими средствами юмора, сатиры, буффонады, клоунады и мелодрамы фильм рассказывает нам о необычайном турне группы иностранных туристов. Путешествие началось не совсем удачно. Самолет попал в шторм, едва не разбился и в конце концов кое-как сел на "пятачке". Это событие, без сомнения, дало туристам хорошую зарядку перед последующей серией трагикомических испытаний, которые уготовила им судьба.

Основательно намяв бока своим героям в первых же кадрах, автор и дальше не повел их по торной дорожке. Поодиночке или все вместе на протяжении фильма тонут и всплывают, падают с горных круч и покоряют таковые, путешествуют на плотах и в ковше шагающего экскаватора, укрываются звериными шкурами и даже время от времени садятся друг на друга верхом. Их моют дожди, осыпает их пыль. Самосвалы сбрасывают их из кузова на полном ходу, когда они бодрствуют, и медведи, недвусмысленно облизываясь, вылезают из-под их кроватей, когда они спят. Железная рука режиссера неумолимо толкает их то в парилку сибирской бани, то на ракетную площадку, то в механизм часов Спасской башни.

Но мало того. Среди всех этих фантастических коловращений интуристы успевают еще усердно шпионить друг за другом, коварно усыплять один другого, обмениваться звонкими пощечинами и, наконец, они доходят до того, что бьют своего попутчика — доктора Адамса головой об один из кремлевских колоколов. Доктор выдерживает. Колокол тоже. Зритель — не всякий.

Всем этим, однако, — продолжает иронизировать фельетонист, — не исчерпывается смешное в «Русском сувенире». Очень смешно, например, смотреть, как прожженный бизнесмен Эдлай Скотт, оказавшись на плоту, плывущем по бурной сибирской реке, ловко выигрывает в карты у цыган облигацию «золотого» займа, а затем великодушно жертвует ее гиду — Варваре Комаровой (она же «мисс Барбара»). И как потом на эту облигацию падает крупный выигрыш. И как «мисс Барбара» занимает у знакомой бабки сто рублей, чтобы нанять первый попавшийся вертолет: она должна догнать Скотта, чтобы вручить ему этот выигрыш».

Пока фельетонист перечисляет несуразности, которыми переполнена картина, прервемся и подумаем, что заставило талантливых артистов в ней сниматься. Имена-то какие: Элина Быстрицкая, Эраст Гарин, Андрей Попов, Павел Кадочников. Не говоря уже о Любови Орловой, участие которой подразумевается само собой. Дело в том, что в то время Александров по инерции пользовался на «Мосфильме» авторитетом, не творческим — административным, как недавний руководитель студии. Свою весомость Григорий Васильевич умело подчеркивал, участвуя в худсоветах, выступая на обсуждениях. Он был, что называется, человек со связями и при желании, если чье-то поведение ему не понравится, мог хорошо насолить, что, кстати, и делал. Лучше иметь с ним хорошие отношения. Пригласил — почему бы и не сняться?

Правда, некоторые отказывались. Самый чувствительный удар нанес Ильинский, который должен быть играть главную мужскую роль — Скотта. В феврале Игорь Владимиревич согласился, а в июне, перед началом съемок, неожиданно отказался. Ассистенты режиссера сбились с ног, срочно подыскивая замену, и через восемь дней остановились на А. Попове из Центрального театра Советской Армии.

Еще отказался от съемок в «Русском сувенире» молодой Кирилл Столяров, такой же строптивец, как и его отец. Причем сначала он согласился, и несколько эпизодов с его участием уже сняли. Он играл сына Варвары Комаровой, роль которой исполняла Орлова. В один прекрасный день Кирилл приехал на ВДНХ, где должна была сниматься сцена у трапа самолета, и увидел несколько молодых людей. В чем дело? Григорий Васильевич объяснил, что накануне Хрущев выступил с идеей семилетнего плана. Хочется поддержать идею генсека, поэтому он внес изменение в сценарий — у Варвары Комаровой будет не один сын, а семь.

— Но ты — самый главный. У тебя ключи от счастья, и ты в Спасской башне следишь за временем эпохи!

Тут молодой выпускник ВГИКа вспылил, сказал, что сниматься в таком бредовом фильме не станет, и ушел. Естественно, этим он очень навредил своей карьере в кино, но такой уж у него был характер.

Продолжим чтение крокодильского фельетона, дающее представление о «Русском сувенире»:

«Герои подошли к финалу, усталые, но довольные. Путешествие очистило и возвысило их. Они стали вполне порядочными людьми.

Итальянская графиня Пандора Монтези отвергла своего жестокого любовника доктора Адамса и во время прогулки по Кремлю между делом сочетается узами Гименея с французским певцом Жераром.

Американец Гомер Джонс, безнадежно влюбленный в «мисс Барбару», решил написать правдивую книгу о нашей стране (видимо, пьеса Симонова «Русский вопрос» произвела неизгладимое впечатление на автора сценария «Русского сувенира». — А.Х.). Джон Пиблс, магистр теологии из Кембриджа, смирился с безбожным коммунизмом. И даже холодно-расчетливый Эдлай Скотт дал понять, что после всех пережитых потрясений он не в состоянии сказать о Стране Советов худого слова.

Все это, разумеется, очень приятно. Но не очень понятно. Остается тайной, каким же все-таки образом успели интуристы найти время для настоящего знакомства с социализмом, если все оно было до отказа заполнено свиданиями с медведями и возлюбленными, молниеносными переездами и головокружительными перелетами. А если и мелькали где-то на поворотах сибирские новостройки и московские проспекты, то именно мелькали. И только на поворотах».

Подобный отзыв был нокаутирующим ударом по репутации режиссера.

В то время существовали социалистические святыни, которые журналистам нельзя было критиковать ни при каких условиях, например, Советская армия, Большой театр, ЗИС, Днепрогэс, Магнитка и т. п. Классики любого жанра, в том числе и кино, тоже относились к священным коровам. Даже если кто-нибудь осмелится написать про них негативный материал, все равно не напечатают. А редакция решится — цензура не пропустит. Тут же вдруг целый фельетон, да не в стенгазете, не в многотиражке, а в популярнейшем журнале. И редакция решилась, и цензура дала зеленую улицу. Добро бы еще это был заказ конкретного недоброжелателя, пусть даже из партийных верхов — тогда можно было бы отбояриться, свалить претензии на субъективность восприятия, сведение личных счетов. Тут же все сделано гораздо тоньше. Редакция сама проявила инициативу. Значит, сатирики бродили в коридорах ЦК и там уловили веяние, что Александров уже не принадлежит к касте неприкасаемых. Зажрался товарищ, работает шаляй-валяй, нелишне дать ему для острастки ощутимый пинок. Решиться на такой отчаянный шаг журнал мог, лишь безошибочно почувствовав настроение верхов. Значит, получили разрешение. Каждый номер перед выходом в свет просматривается в ЦК. Не понравится — заставят переверстывать, менять материал, задержат печать в типографии. Тут же ничего подобного не произошло.

Главное же заключалось в том, что постановщика обидели при всем честном народе, на виду у всех привели на конюшню и публично выпороли розгами. Вот это страшно!

Любовь Петровна очень переживала за любимого мужа. Каждый фильм Григория Васильевича с ее участием она считала их общим детищем. Всегда находилась рядом с ним в радости, не собирается бездействовать, когда над его головой сгустились тучи. У них есть достаточно авторитетные знакомые, которые могут дать неведомому крокодильскому насмешнику достойный отпор. Благодаря заботам Орловой через месяц с небольшим, 7 сентября, в «Известиях» был опубликован «наш ответ Чемберлену» — групповое письмо в редакцию, которое подписали академик П. Капица, народные артисты СССР Д. Шостакович, Ю. Завадский, С. Образцов, народный артист РСФСР С. Юткевич. Такие авторитетные фигуры не станут ставить свою подпись где попало, поэтому можно считать, что избиение Александрова анонимным фельетонистом прошло под наркозом. То обстоятельство, что автор фельетона укрылся под псевдонимом, было слабым местом критической акции журнала. Естественно, «подписанты» (правда, тогда этого слова еще не существовало) это отметили.

Однако в целом известинская отповедь под названием «Ради красного словца» была совсем беззубой. Сейчас трудно сказать, кто является основным автором текста, да это и не суть важно. Это мог быть и журналист газеты, и чей-либо литературный секретарь. С точки зрения композиции и стиля все сработано хорошо. Беда в другом — ответ явно не по существу.

В начале большого письма идут общие рассуждения о природе критики, кого можно высмеивать, кого — нельзя. Можно — грабителей, взяточников, алкоголиков, расхитителей социалистической собственности. Иначе нужно относиться к ученому, проведшему неудачный эксперимент; хорошему спортсмену, случайно поскользнувшемуся на гаревой дорожке; известному драматургу, из-под пера которого вышла неудачная пьеса.

«Можно ли подвергнуть таких людей и их работу осмеянию?

Нельзя. В нашей стране, в нашем обществе — нельзя.

Нельзя потому, что закон коммунистической морали требует абсолютного внимания и абсолютной чуткости к каждому честному человеку».

Затем авторы делают поворот на 180 градусов и пишут, что критиковать за ошибки все-таки нужно. «Глубокой, принципиальной, суровой должна быть критика. Но обязательно доброжелательной. Не к самой ошибке, а к честному советскому человеку, которого постигла неудача». «Оскорбление нанесено Григорию Васильевичу Александрову, одному из основоположников советской музыкальной кинокомедии, автору "Цирка", "Волги-Волги", "Веселых ребят"».

Тут-то и становится понятно, на что направлен пафос письма. Ведь в свое время каждый из подписавших его в той либо иной форме испытал на себе укусы от нападок, идущих из недр государственной системы. Сколько пришлось отмываться от них тому же Шостаковичу! Им вовсе не хочется, чтобы вернулись времена, когда художника можно травить по отмашке сверху. Концовка письма подтверждает его направленность:

«Мы не собираемся ни критиковать, ни защищать "Русский сувенир". Но нам кажется, что высмеивание Г. Александрова, развязное изложение в "Крокодиле" бредового кредо каких-то мистических безыдейных комедиографов, к которым, по мнению анонимного автора, принадлежит и автор "Веселых ребят", абсолютно недопустимо. С человеком безусловно честным, вкладывающим в свой труд буквально все силы, здоровье, жизнь, так обращаться нельзя, — будь он рабочий или писатель, ученый или кинорежиссер».

Да, хорошие знакомые были у Орловой и Александрова. Они попытались смягчить удар. Однако для самой Любови Петровны «Русский сувенир» прозвучал как прощание с молодостью. Стало ясно, что секс-символом ей больше не быть и уже не ей будут подражать советские зрительницы в прическе или одежде. Смириться с этой мыслью не было никакой возможности. Утешение оставалось искать только в театре. Благо с августа 1960 года театр имени Моссовета возобновил показ спектакля «Лиззи Мак-Кей», на некоторое время изъятого из репертуара. Хорошо, что так случилось, иначе ей пришлось бы сидеть на «голодном пайке». Без Лиззи у нее оставалась только Нора, однако сейчас на эту роль пригласили дублершу, молоденькую Ию Саввину. Она не имеет актерского образования, но, видимо, очень талантлива. Обратила на себя внимание, играя в Студенческом театре МГУ, снялась в фильме «Дама с собачкой», и вот ее приняли в театр Моссовета.

Нельзя сказать, чтобы эта новость обрадовала Любовь Петровну. Ей вспомнился рассказ Раневской про Василия Ивановича Качалова. Однажды Фаина Георгиевна была в гостях у Качаловых, когда из театра вернулся глава семьи — бледный, мрачный, подавленный. Старался скрыть свое скверное настроение, однако даже великому артисту не под силу было изобразить оптимизм. Чуть погодя объяснил — оказывается, его сняли с роли Вершинина в «Трех сестрах». Потом он сказал, что, наверное, режиссеры поступили справедливо, поскольку заменивший артист моложе и красивее него.

Сейчас в жизни Орловой сложилась похожая ситуация. Уже в декабре Саввина сыграет Нору четыре раза, у нее же только один спектакль. Найдет ли она в себе силы благословить пришедшую на смену артистку?

Нашла. Любовь Петровна сумела сделать красивый жест — она послала дебютантке корзину цветов с карточкой: «Норе от Норы». И вскоре, словно в награду за проявленное великодушие, колесо фортуны сделало ей подарок — в последний день года Орлова неожиданно получила письмо, приведшее со временем к благотворным изменениям в ее артистической судьбе.

Сюрпризы такого рода сплошь и рядом случаются в жизни каждого творческого работника. Мимолетная встреча или новое знакомство, ни к чему не обязывающий разговор, обмен телефонами и адресами. Затем в голове одного из собеседников мелькнула идея, для ее реализации хорошо бы войти в контакт с таким-то, благо мы уже немножечко знакомы... В результате появляются новые фильмы, спектакли, организуются выставки, создаются книжные серии.

В последний день 1960 года Любовь Петровна получила письмо из Парижа от известной писательницы Эльзы Триоле.

Примечания

1. РГАЛИ. Ф. 2453. Оп. 1. Ед. хр. 584.

2. Там же. Ед. хр. 586.

3. Советская культура. 1960. 19 июля.