Григорий Александров: «Не знаю, была ли между дедом и Орловой страстная любовь...»

«Караван историй». — 2002. — № 11.

В своей книге «Эпоха и кино», вышедшей в середине 70-х, мой дед, Григорий Александров, написал, что родился в январе 1903 года в Екатеринбурге, в семье горнорабочего. Но это совсем не так...

Отец его, Василий Григорьевич, был хозяином большой гостиницы и ресторана «Сибирь», который, кстати, находился в двух шагах от печально известного дома Ипатьева, где в 1918-м расстреляли царскую семью. Прадед прекрасно готовил, любил угощать гостей, от него, видимо, и мне передалась любовь к хорошей кухне и застолью. Василий Григорьевич обладал недюжинной силой и, как говорится, настоящим сибирским здоровьем. Зимой, закинув за плечи мешок с замороженными пельменями, уходил один в тайгу на медведя и пропадал по нескольку дней. Однажды, уж не знаю по какому поводу, повздорил он с местным священником, да так, что тот пригрозил предать прадеда анафеме... В общем, слово за слово, прадед заявился на церковный двор — там на козлах висел колокол, подлез под него и унес на себе. Между прочим, в нем было пудов двадцать... Батюшка бежал рядом и просил «Васечку» вернуть колокол на место, «ведь прихожан нечем будет собирать». На следующий день, хорошенько выпив п закусив в прадедовом ресторане, спорщики конфликт уладили.

Так что, судя по всему, лихой был мужик Василий Григорьевич! Он, например, выкрал из отчего дома мою прабабку — Анфуса Григорьевна происходила из знатного рода сибирских татар.

Григорий Александров

Кстати, за свой первый «комедийный опыт» мой дед, Григорий Александров, получил по шапке именно от своего отца. А произошло вот что: в ресторане на кухне готовили заливные языки. Маленький Гриша стянул кусочек говяжьего языка и, зажав его между зубами, подошел к матери, взял ножницы да и отрезал кончик. Мать — в обморок. Тогда батя впервые его крепко наказал — отходил ремнем по заднице. Неделю Гриша сидеть не мог.

Свои творческие изыскания дед начал в 12 лет — работал бутафором и гримером в музыкальном театре Екатеринбурга. В 1918 году Екатеринбург был оккупирован войсками генерала Колчака. Как раз в эти дни в дом к Александровым попал Ваня Пырьев, будущий режиссер фильмов «Свинарка и пастух», «Трактористы», «Кубанские казаки». Пырьев был всего на два года старше деда, но уже успел повоевать на фронтах Первой мировой войны и с гордостью носил Георгиевский крест.

В конце лета 1921 года в Екатеринбург на гастроли приехала студия Художественного театра. Игра актеров так захватила Гришу с Ваней, что оба решили непременно ехать в Москву учиться театральному искусству. Дорога оказалась длинной, и когда в конце концов мальчишки добрались до столицы, дед был в одних обмотках — сапоги стащили в поезде воры. По рекомендации екатеринбургского поэта Райского, который передал с ними свою поэму «На смерть Блока», Ваня с Гришей пришли к Горькому. На пороге знаменитого особняка пролетарского писателя их встретил едва державшийся на ногах казачок с газырями: «Алексей Максимыч сейчас заняты...» С верхних этажей слышались женский хохот и развеселая патефонная музыка. Ребята, конечно, приуныли. Видимо, плачевный вид «ходоков» разжалобил казачка, он сжалился и впустил ребят в дом. С разрешения хозяина их положили спать в коридоре, а утром искателей приключений принял Горький. Писатель поразил юношей роскошным шелковым китайским халатом, подбитым соболями, и тюбетейкой, которую, как оказалось, он практически не снимал. Дед, желая произвести на Горького впечатление, прочитал стихи собственного сочинения, написанные под влиянием модного в то время течения символистов. Уж не знаю, понравились ли Алексею Максимовичу эти вирши, но он отправил ребят к знакомому театралу. Так начались скитания Александрова и Пырьева по всевозможным студиям и театрам. В конце концов они оказались в Первом рабочем театре Пролеткульта.

Григорий Александров

Там осенью 1921 года произошла их первая встреча с Эйзенштейном — Сергей Михайлович работал в театре художником и заодно преподавал биомеханику, изобретенную Мейерхольдом для тренировки актеров. Эта встреча, на мой взгляд, стала отправной точкой всей звездной жизни Григория Александрова.

Сергей Михайлович получил прекрасное образование, свободно владел немецким, французским и английским. Круг его знаний и интересов был необычайно широк: восточная философия, живопись. Кстати сказать, он и сам прекрасно рисовал. С первого же знакомства деда поразило парадоксально-эксцентричное мышление Эйзенштейна. Тот был необычайно остроумным человеком и настолько эрудированным, что довольно скоро в театре его стали называть «старик», хотя Эйзенштейн был всего на пять лет старше деда. Эйзен (так иногда называл Сергея Михайловича дед) говорил фальцетом и весь был соткан из комплексов и фобий — отчасти из-за своей внешности: у него была большая голова и довольно щуплое тело. Его постоянно преследовали страхи и депрессии. Как Эйзенштейн сам потом признавался, он очень нуждался в энергетической поддержке, и эту поддержку нашел в лице деда. Молодой, полный внутренней силы и энтузиазма, Александров стал для Эйзенштейна опорой почти на 10 лет. В самые сложные моменты жизни Эйзен всегда выставлял деда вперед, прикрываясь им как щитом.

К примеру, в 1927 году они готовились к премьере фильма «Октябрь» — картину собирались показать в Большом театре к 10-летию революции. С утра 7 ноября дед с Эйзеном засели в монтажной мастерской в Малом Гнездниковском переулке, где и поныне находится Госкино. Тем же утром состоялось открытое выступление троцкистской оппозиции. Лев Давидович Троцкий — блестящий оратор, нарком обороны и любимец войск (к слову, 7 ноября у него день рождения), как известно, представлял реальную угрозу для авторитета Сталина. Днем в монтажной неожиданно раздался телефонный звонок из Кремля — едет Сталин! Через секунду Эйзенштейна будто ветром сдуло, и дед остался один — киномеханик тоже куда-то исчез. В четыре часа пополудни появился Иосиф Виссарионович.

Анфуса Григорьевна, моя прабабка происходила из знатного рода сибирских татар

— У вас в картинэ ест Троцкий?

— Есть, товарищ Сталин.

— Покажите мнэ.

Дед показал Сталину требуемые куски.

— Как вас зовут?

— Григорий Александров.

— Картину с Троцким показывать нэльзя, товарищ Александров...

Свои творческие изыскания дед начал в 12 лет. Гриша Александров (слева). Екатеринбург

Три эпизода, в которых присутствовал Троцкий, пришлось убрать. Вечером появился Эйзенштейн, взъерошенный и страшно напуганный. Через много лет, в 1934 году, за фильм «Веселые ребята» — первую музыкальную комедию — деда наградили орденом Красной Звезды. При вручении Александров спросил у Сталина:

— Иосиф Виссарионович, за что? Ведь это боевой орден...

— За храбрость, товарищ Александров, — и подмигнул.

Одним из самых популярных в то время был ансамбль «Синяя блуза». В этом ансамбле играла и моя бабушка — Ольга Ивановна (вторая слева). 1923 г.

В начале 20-х вошел в силу новый советский «авангард». Его влияние простиралось на архитектуру и фотографию, живопись и литературу. Это было время Родченко и Маяковского. Актеры тоже старались не отставать от модных веяний. Кстати, подобный театр описан у Ильфа и Петрова в «Двенадцати стульях». Думаю, прообразом его был именно Пролеткульт. Одним из самых популярных в то время был ансамбль под названием «Синяя блуза», смесь нового пролетарского искусства и эксцентрики. Участники его пели со сцены «Мы синеблузники, мы профсоюзники...» В этом ансамбле играла и моя бабушка — Ольга Иванова. (Григорий Александров познакомился с ней на одном из спектаклей.) Вскоре они поженились и поселились на улице Станкевича в старинном двухэтажном особняке, когда-то принадлежавшем герою войны 1812 года генералу Апраксину. Александровы занимали две комнаты в общей квартире на втором этаже. Там 19 мая 1925 года появился на свет мой отец — Дуглас Григорьевич Александров. Через двадцать девять лет в этом же доме родился я.

— Почему вашего отца родители назвали столь странным именем?

— Родители назвали сына в честь знаменитого американского актера немого кино Дугласа Фербенкса, который как раз приехал в те дни в Москву «для налаживания контактов с советскими кинематографистами» вместе с женой Мэри Пикфорд. (В 1919 году они вместе с Чарли Чаплином и Дэвидом Гриффитом создали независимую продюсерскую компанию «Юнайтед артисте».) С ними приехал и президент этой компании — Джозеф Шенк, состоявший, кстати, по материнской линии в родстве с Эйзенштейном. Джозеф приходился ему троюродным дядей. Дед Шенка, выходец из России, до революции был хозяином цепных пароходов на реке Шексне. Шенк пригласил Эйзенштейна в Голливуд поработать: поскольку «Броненосец Потемкин» пользовался феноменальной популярностью на Западе, будущий фильм известного советского режиссера сулил «Юнайтед артисте» немалую выгоду. Вместе с Сергеем Михайловичем приглашение посетить Америку получили ассистент режиссера Григорий Александров и кинооператор Эдуард Тиссэ.

В доме Леонарда Розенталя, одного из богатейших ювелиров Франции, дед встретил Мару Владимировну Розенталь и с первой же минуты влюбился

— Легко ли Александрову, Эйзенштейну и Тиссэ разрешили выезд за границу?

— Переговоры о поездке длились четыре года, между «Юнайтед артисте» и Наркоматом культуры шла бесконечная переписка. (За это время группа Эйзенштейна успела снять фильм «Октябрь».) Сокровенной мечтой Эйзенштейна было изучение западного опыта кинопроизводства, и летом 1929 года такой случай представился: по личному распоряжению наркома культуры Луначарского все трое отправились в Германию. Берлин стал первым этапом их заграничного турне. В рабочих клубах они показывали «Потемкина», картина пользовалась грандиозным успехом. В это время дед начал вести дневник, подробно записывая в него свои впечатления.

Судя по дневнику, в поездке отношения между товарищами складывались далеко не просто. Приведу лишь несколько выдержек: «Я предупредил С.М. о том, чтобы он не повторял ошибок, которые уже делал. Эйзенштейн долго притворялся непонимающим, и мне пришлось сказать ему прямо и громко, чтобы не забывал Тиссэ, меня и других в интервью. Ибо он не один делает наши картины». Дело в том, что Сергей Михайлович, свободно говоривший на нескольких языках, давал интервью направо и налево, но никогда не упоминал людей, работавших вместе с ним. Это было обидно и несправедливо.

Александров и Чаплин (в центре) познакомились в 30-х в Голливуде — встреча с гениальным комиком сыграла важную роль в дальнейшей судьбе деда (Прогулка на яхте. Справа С. Эйзенштейн)

После Германии они отправились во Францию, где ждали визы в США.

Тогда Париж, как, впрочем, и сегодня, был достаточно дорогим городом, и вся троица постоянно испытывала недостаток в средствах. Правда, Эйзенштейн получал какие-то субсидии, брал взаймы под будущие гонорары, но редко делился деньгами с сотоварищами. Иногда он на несколько недель исчезал, присылая им телеграммы то из Лондона, то из Амстердама или Берлина. Что там делал Эйзенштейн — неизвестно. Возможно, ездил к отцу, — после революции Михаил Эйзенштейн эмигрировал из Риги в Берлин. А может, будучи человеком суеверным и склонным к мистицизму, наведывался к гадалкам и прорицателям. Кстати, одна ворожея предсказала ему смерть в 50 лет, что и произошло с разницей в несколько дней...

Тысяча девятьсот тридцатый год Александров встречал в Париже. Кто-то из новых друзей-французов пригласил деда в дом Леонарда Розенталя, одного из богатейших ювелиров Франции, которого называли «королем жемчуга». Там дед встретил Мару Владимировну Розенталь и с первой же минуты влюбился. В тот вечер Григорий был неотразим: красивый, статный, в шикарном фраке (взятом, кстати, напрокат). Фрак Александров надел впервые в жизни — в Москве он ходил преимущественно в шинели и обмотках. Розенталь заинтересовался молодым советским режиссером и решил заказать ему фильм, в котором главную роль сыграет Мара. Естественно, дед с увлечением взялся за работе Они с Тиссэ написали сценарий, ездили на выбор натуры, целыми днями пропадали на студни «Бианкур» в парижском пригороде Булонь. «Сентиментальный романс», как впоследствии назвали фильм, стал их первым опытом звукового кино. Эйзенштейн, который формально возглавлял группу, от работы фактически отказался и в съемках не участвовал — то ли чего-то боялся, толи уже грезил Америкой, куда так страстно стремился. Снимали почти четыре месяца, одновременно продолжая бесконечную переписку с «Юнайтед артисте» по поводу будущего контракта, — без твердых гарантий в Голливуде им делать было нечего.

Г. Александров и Ч. Чаплин поют дуэтом песню «Волга-Волга». Голливуд, начало 30-х годов

— Вы видели этот фильм?

— Нет, не видел, фильм хранится в фонде французской «Синематеки». Я лишь знаю, что некоторые отснятые куски Эдуард Тиссэ привез в Москву, мне об этом рассказала его жена Бьянка. У меня же сохранилось лишь несколько фотографий со съемок.

В апреле 1930 года во Францию на один день приехал глава кинокомпании «Парамаунт» Джесси Ласки, чтобы подписать с Эйзенштейном контракт о поездке в Америку и постановке фильма. Но Сергей Михайлович по своему обыкновению опять пропал. Дед и Тиссэ были в панике: под угрозой оказались все их дальнейшие планы. Наконец — о чудо! — Эйзенштейн объявился на бульваре Монпарнас, где они жили. Его быстренько привели в порядок и втолкнули в роскошный номер киномагната в отеле «Георг Пятый». На следующий день в газетах появились фотографии Ласки и Эйзенштейна, заключающих договор. Дед вспоминает в своем дневнике: «...В интервью упомянут один Эйзенштейн. О нас ни слова. К Эйзену не зашел, боясь, что разговор наш может кончиться скандалом. Сегодня почти ничего не ел — не могу. К тому же, получив американский аванс, денег он не оставил. С Эйзеном очень трудно».

Эдуард Тиссэ, оператор, снявший все фильмы Сергея Эйзенштейна

Наконец в мае 30-го вся компания отправилась в Америку. Жене Ольге дед послал письмо: «Пиши — Голливуд, Студия "Парамаунт". Прощай, Париж, тебя я все-таки когда-нибудь увижу». Он действительно еще не раз наведывался во Францию, дружил со многими художниками, литераторами, кинематографистами. Хорошо знал писателя Луи Арагона и его жену Эльзу Триоле. Познакомились они в Москве. (Эльза была родной сестрой Лили Брик, возлюбленной Маяковского.) Именно Триоле перевела на русский язык пьесу «Милый лжец», в которой на сцене Театра имени Моссовета многие годы блистали Любовь Орлова и Ростислав Плятт.

— Тепло ли Америка приняла советских кинематографистов?

В Голливуде благодаря Дугласу Фербенксу они познакомились со многими звездами американского кино — имя Эйзенштейна было на слуху, и его фильмы пользовались успехом не только в Европе. В один из дней Чарли Чаплин, относившийся с симпатией к Советскому Союзу, пригласил всех к себе на виллу. Впоследствии их встречи стали довольно частыми, и на одной вечеринке Григорий Александров познакомился с Гретой Гарбо. Я как-то спросил деда об автографе актрисы, сделанном губной помадой на ее портрете. Помолчав, он сказал лишь два слова: «Мы дружили...» Григорий Васильевич не был особенно откровенным человеком, особенно если это касалось женщин...

Сергей Михайлович Эйзенштейн получил прекрасное образование, свободно владел немецким, французским и английским

В 1930-м в Америке состоялась премьера картины Штернберга «Марокко» с Марлен Дитрих в главной роли. Вспомнил я об этом не случайно: мало кто знает, что Джозефа фон Штернберга и Марлен Дитрих познакомил не кто иной, как мой дед. Приехав в Берлин, Эйзенштейн, Тиссэ и Александров везде были желанными гостями — все хотели поглазеть на создателей «Броненосца Потемкина». Прослышал про них и Штернберг, уже известный кинорежиссер, и пригласил всю троицу в мюзик-холл. (В это время он как раз приступил к работе над фильмом «Голубой ангел» и искал актрису на главную роль.) В тот вечер ему приглянулась одна из выступавших в шоу девушек. Она танцевала, пела куплеты, и Штернберг, не обладавший особым обаянием, попросил красавца Гришу сходить за кулисы и пригласить даму в кабинет. Деду не пришлось долго упрашивать красавицу. А вскоре Марлен Дитрих стала «голубым ангелом»... Каждый раз, встречаясь с Марлен, дед со смехом вспоминал этот эпизод.

— А какова судьба контракта, подписанного в Париже с Ласки?

— Идей и планов было много, но все они так и остались нереализованными. В дневниках дед подробно описывает перипетии отношений с руководством «Парамаунта». Как-то их посетил один из директоров компании и радостно сообщил: «Ребята, вы миллионеры! Час назад из Мексики звонил Троцкий. У него для вас готов сценарий "Тайны Кремля", и он хочет, чтобы фильм поставил только Эйзенштейн». Тиссэ и Александров тут же наотрез отказались — слишком хорошо представляли последствия: согласившись, они бы отрезали себе путь на родину. Эйзенштейн из-за этого сначала впал в транс, затем закатил истерику. Впрочем, осознав, что без ближайших соратников все равно ничего не сделает, тоже сдался. Тогда «Парамаунт» предложила взамен несколько других сценариев, но ни один Эйзенштейна не заинтересовал, и он в свою очередь предложил экранизировать «Американскую трагедию» Драйзера. Эта идея не понравилась уже руководству «Парамаунта», и в августе 1932 года группа вернулась в Москву. (Кстати, мало кто верил в их возвращение с «дикого Запада» целыми и невредимыми.) Однако назвать американскую поездку неудачной все-таки нельзя: были отсняты километры кинопленки о Мексике (средства выделили писатель Эптон Синклер, а также художники Сикейрос и Рибейра). Но поскольку киноаппаратуру и пленку предоставила «Парамаунт», все киноматериалы по условиям договора переходили в собственность компании. Только в середине 70-х годов советский Госфильмофонд получил эти уникальные пленки в обмен на десяток отечественных фильмов. Александров, используя режиссерские наработки и эскизы Эйзенштейна, смонтировал фильм «Да здравствует Мексика».

Григорий Васильевич и Любовь Петровна очень любили свою дачу во Внукове и жили там практически постоянно

Покидая Голливуд, дед записал в дневнике: «Всегда, когда уезжаешь из какого бы то ни было места, лиричность преобладает в настроении, а здесь нет! Это оттого, что, несмотря на все красоты Калифорнии, несмотря на жизнь, обставленную лучшим образом, чем когда-либо, несмотря на чудесные романы, пережитые среди плеяды кинематографических звезд, я не полюбил Голливуда, потому с холодным сердцем смотрел на меркнущие зарева электрических огней из окна уходящего поезда».

Пока дед отсутствовал, бабушка продолжала работать в музыкальном театре и ездила с концертами на гастроли. Еще в Америке в одном из дневников деда появилась такая запись: «...вчера получил от Ольги письмо. По-моему, у нее в Москве кто-то есть». Предчувствия его не обманули: бабушка сошлась с актером Борисом Тениным и по возвращении Григорий и Ольга развелись. К сожалению, больше всех в этой истории пострадал маленький Дуглас, который боготворил отца и с нетерпением ждал его возвращения.

— Как вы думаете, если бы Александров не расстался с Ольгой Ивановной, могла бы она стать звездой советского экрана?

— Безусловно, именно бабушка оказалась бы на месте Любови Орловой. У нее были превосходные актерские данные, она великолепно пела, танцевала и, судя по фотографиям, была красавицей. Но за несколько дней до войны, в июне 1941 года, рожая второго ребенка от Бориса Тенина, бабушка умерла...

С. Эйзенштейн ведет за руку маленького Дугласа

— К этому времени Григорий Васильевич уже был мужем Любови Орловой. Про их первую встречу дед наверняка вам рассказывал.

— Произошло это почти так же, как у Штернберга с Марлен Дитрих, только в роли Александрова выступали художники Кукрыниксы. После возвращения из США пути деда и Эйзенштейна разошлись, и, используя накопленный в Америке опыт, тридцатилетний энергичный Александров задумал снять музыкальную кинокомедию. И так же, как в свое время Штернберг, искал героиню на главную роль. Как-то в Абрамцеве, в Доме отдыха работников искусств, один из Кукрыниксов — по-моему, Николай Соколов, посоветовал посмотреть в Музыкальном театре им. В.И. Немировича-Данченко спектакль «Перикола» с Любой Орловой в главной роли. Кстати, ее партнером по нескольким спектаклям был Сергей Владимирович Образцов, в то время тоже актер оперетты. Через много-много лет, будучи соседями по даче во Внукове, они ходили друг к другу в гости, пили водку, ели пельмени, играли на гитаре и вспоминали молодость. Честно говоря, в момент знакомства с дедом Любовь Петровна мало походила на ту Орлову, которая стала первой и, пожалуй, единственной советской суперзвездой: небольшого роста, пухленькая, волосы красила красным стрептоцидом. В то время она была замужем за Андреем Берзиным, сотрудником наркомата земледелия. Берзин за какие-то прегрешения угодил в тюрьму, и Орлова в ту пору встречалась с австрийским бизнесменом, разъезжая по Москве на роскошном «Мерседесе». В общем, Александров «Периколу» посмотрел и вскоре утвердил Орлову на роль Анюты в «Веселых ребятах». А ведь Любови Петровне в ту пору было уже 36 — возраст для начинающей кинозвезды весьма солидный... Картина вышла в 1934 году. На Венецианском фестивале она получила главный приз, а Чарли Чаплин говорил, что Александров открыл для американцев новую Россию. На родине же фильм ругали на чем свет стоит. Нападки прекратились только после того, как картину посмотрел Сталин. «Хорошо! — похвалил вождь. — Я как будто месяц побыл в отпуске...»

— Ваш дед в молодости, судя по всему, отличался общительным характером. Были ли у них с Орловой близкие друзья?

— Они жили очень замкнуто, не думаю, что кто-то может похвастать близкой дружбой с ними. Я имею в виду дружбу в полном смысле этого слова. Любовь Петровну всегда окружали толпы поклонников, но московская квартира и особенно дача во Внукове всегда оставались для них местами уединения. Как это ни странно, но, думаю, если бы Чаплин жил в Москве, то, возможно, именно он стал бы одним из немногих, с кем дед общался с бы удовольствием. Александров и Чаплин познакомились, как я уже говорил, в 30-х годах в Голливуде, и я уверен — встреча с гениальным комиком сыграла важную роль в дальнейшей судьбе деда. Как мне кажется, именно Чаплин помог деду понять, что его призвание — кинематограф. В Голливуде они почти все время проводили вместе: завтракали, ужинали, играли в теннис, плавали на яхте. Дружба эта продолжалась многие годы. После Сталинградской битвы Чаплин прислал телеграмму: «С глубоким восхищением оцениваю вашу мужественную борьбу с нашим общим врагом. Чарльз Чаплин». После войны дед, выезжая за границу, всегда находил возможность навестить Чаплина в Швейцарии, в его резиденции в Веве.

Любовь Петровна любила заниматься домом, была большой рукодельницей

— А что послужило причиной ухода Александрова от Эйзенштейна?

— Причин много, но самая главная, пожалуй, — деду надоело быть на вторых ролях, он хотел работать самостоятельно. Тут-то в его судьбу и вмешался Его величество случай. Эйзен предложил снять фильм «М.М.М.», что-то вроде «Иван Васильевич меняет профессию», мечтал, что главную роль сыграет Максим Штраух, но Александров не согласился. А вскоре деда пригласил к себе на дачу Горький. И надо же такому случиться, туда же приехал Сталин! Дед с увлечением рассказывал о зарубежной поездке, американском кинематографе, о музыкальных фильмах. Сталин заметил, что неплохо бы и в Советском Союзе снять настоящую музыкальную комедию. А поскольку вождь слов на ветер никогда не бросал, вскоре Александров приступил к работе. (Надо заметить, что к сатире и юмору дед относился исключительно серьезно, всю жизнь собирал всевозможные энциклопедии, справочники, книги о юморе и комедии.) Вместе со сценаристом Николаем Эрдманом и композитором Исааком Дунаевским они написали либретто к первой советской музыкальной комедии. В 1936 году за фильмы «Веселые ребята» и «Цирк» Александров и Орлова получили ордена и звания заслуженных артистов.

Над сценариями дед любил работать за городом, во Внукове. Дачный поселок «Московский писатель» создавался в середине 30-х годов по личному распоряжению Сталина для актеров и литераторов. Там жили Игорь Ильинский, Леонид Утесов, Сергей Образцов. С Сергеем Владимировичем я познакомился в конце 70-х годов, когда жил во Внукове уже постоянно. У него был не дом, а музей, заполненный куклами и всякими диковинками, Образцов был уникальным рассказчиком, например, мог часами говорить о каком-нибудь веере из Японии. Его жена Ольга Александровна, худенькая, хрупкая женщина, собирала по всему миру холодное и огнестрельное оружие: мечи, шпаги, кистени, наручники, полицейские дубинки. «Это мои скромный девичий уголок», — кокетливо сообщала Ольга Александровна.

Моя мама, Галина Крылова, была очень хороша собой, ее часто приглашали на показы одежды в Московский дом моделей на Кузнецком мосту

Григорий Васильевич и Любовь Петровна очень любили свою дачу во Внукове и жили там практически постоянно, хотя у них была квартира на улице Немировича-Данченко. Дачу построили по проекту деда. За образец он взял виллу, в которой жил в Голливуде... Центром бытия в нем был огромный зал с камином. Существует даже семейная легенда: когда строители сдавали объект, Любовь Петровна спросила прораба: «Сколько простоит дом?» Тот пообещал, что лет 50 точно. Любовь Петровна облегченно вздохнула и, махнув рукой, весело заметила «Ну, на мой век хватит!» И знаете, оказалась права: после ее смерти дом начал разваливаться.

Рядом жили поэты Александр Сурков, Василий Лебедев-Кумач, напротив — Андрей Андреевич Громыко. Иногда «мистер No» присылал деду с охоты трофеи — оленину, мясо кабана. Старые друзья — Фаина Раневская и Ростислав Плятт — приезжали к деду просто так, на огонек. Гостей потчевали за большим дубовым столом, сделанным по заказу на «Мосфильме», сервировали дорогим севрским фарфором, купленным в заграничных поездках. Как-то в гости зашел сосед по даче — Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко, бывший член Политбюро и руководитель партизанского движения в Белоруссии. А незадолго до этого дед привез из Италии пластмассовую пробку для бутылки в виде головы Хрущева. Сегодня подобный сувенир вряд ли кого-нибудь удивит, тогда же иметь такую вещь было очень рискованно. Помню, взяв в руки пробку, как Гамлет череп бедного Йорика, Пономаренко долго ее рассматривал, затем заключил: «Похож». Помолчал-помолчал и уточнил: «Очень похож». Пантелеймон Кондратьевич рассказал о Хрущеве забавную историю. В 1952 году Никиту Сергеевича назначили первым секретарем Казахстана. Для него это оказалось своего рода ссылкой, и настроение, естественно, было соответствующее: Хрущев рвал и метал. Пономаренко, зная страсть Никиты Сергеевича к широкому застолью, накрыл богатый стол, где среди всевозможных яств на громадном блюде лежал зажаренный до хрустящей корочки аппетитный поросенок. И поступил совершенно правильно: когда угрюмый Хрущев зашел в обеденный зал и увидел щедрое угощение, его хмурое лицо тут же расплылось в широчайшей улыбке... Точь-в-точь как на том заграничном сувенире. Кстати, пробка эта сохранилась до сих пор.

— Вас не удивляло, что дед и Любовь Петровна обращались друг к другу на «вы»?

— Конечно, с общепринятой точки зрения такие отношения могут показаться странными, ведь они обращались друг к другу на «вы» все сорок лет совместной жизни. Сергей Образцов был единственным, не считая, конечно, родственников, с кем Любовь Петровна была на «ты». Но, зная характеры Орловой и Александрова, этому можно найти объяснение. Думаю, между дедом и Любовью Петровной существовал своеобразный договор: она хотела быть актрисой «номер один», и дед, сделав ее звездой, относился к ней подобающе. Кроме того, они были не только супругами, но и деловыми партнерами. Орлова никогда не снималась у других режиссеров, а деду и в голову не могло прийти пригласить в свою картину другую актрису. Только он мог снять Орлову так, что на экране она выглядела потрясающе.

Григорий Александров-младший с отцом Дугласом и дедом Григорием Васильевичем на даче во Внукове

— Вы хорошо помните Любовь Петровну?

— Мои воспоминания о деде и Орловой — словно череда слайдов. Впервые я увидел ее, когда мне было лет пять. В основном мы встречались на даче во Внукове. Любовь Петровна и дед для меня всегда были вроде небожителей: у нас дома повсюду висели фотографии деда и стояли его книги, я часто смотрел «Веселых ребят», «Волгу-Волгу»... Помню Любовь Петровну, которая собирала цветное стекло — оно и сейчас стоит на даче, собаку, которую звали Кора — огромную овчарку... Еще помню, дед, уезжая в Швейцарию к Чаплину, вез ему в подарок черную икру, а мне оттуда привозил вкусный шоколад...

Любовь Петровна любила заниматься домом, была большой рукодельницей. На даче до сих пор сохранились шторы и скатерти, сделанные ее руками. Между прочим, она зарабатывала куда больше деда — постоянные концертные гастроли приносили приличные деньги. Как-никак приходилось платить зарплату двум шоферам, двум домработницам, секретарям... и так далее. К тому же нужно было безукоризненно выглядеть. Как говорят французы, «положение обязывает», А дед всю жизнь витал в облаках и о насущных житейских проблемах понятия не имел. Он не был привередлив ни в еде, ни в одежде. (Единственная его страсть — кофе. Впервые попробовав хороший кофе в Берлине, он всегда привозил его из-за границы.) Любовь Петровна сама выбирала мужу костюмы. Думаю, здесь не обходилось без определенной женской хитрости: в костюмах, купленных ею, дед выглядел старше лет на десять, а Любовь Петровна — соответственно на десять лет его моложе... Для нее возраст всегда был «пунктиком». Она, например, отказалась праздновать свой юбилей, поскольку не хотела, чтобы ей лишний раз напоминали о возрасте.

Орлова, Чаплин и его жена Уна в Веве. Швейцария. 1954 г.

Не знаю, была ли между ними страстная любовь, оба казались людьми довольно холодными в эмоциональном плане. К тому же дед обладал потрясающей способностью глубоко скрывать свои переживания и отгораживаться от любых неприятностей и волнений. Он, например, смотрел только одну программу «Время», да и то, по-моему, из-за прогноза погоды. Мне часто казалось, что, сидя перед телевизором, на самом деле он где-то очень далеко — то ли в мексиканских прериях, то ли на Монпарнасе, а может, в компании Греты Гарбо... Я на всю жизнь запомнил день похорон моего отца. Он умер от инфаркта 1 сентября 1978 года. После панихиды мы приехали с Ваганьковского кладбища во Внуково. Дед, по обыкновению встав поздно, пил в столовой кофе, ел тосты... «А что, Васи больше нет?» — вдруг спрашивает он меня. Я промолчал. Закончив завтрак, дед, не сказав ни слова, поднялся к себе в кабинет. Феноменальное самообладание! Я не раз бывал на площадках у разных режиссеров, видел, как иные доводили себя и съемочную группу до истерики. У Григория Васильевича никогда ничего подобного не происходило.

Не знаю, если бы дед был немного другим, может, и судьба моего отца сложилась иначе... Убежден, что отец не реализовал себя: он ведь прекрасно рисовал, писал стихи и был необыкновенно эрудирован. Его любимыми книгами были всевозможные словари, справочники, путеводители (очевидно, сказались отцовские гены). Но с детства Дуглас рос практически без родителей: мать постоянно в гастрольных разъездах, отца он вообще почти не видел. Любовь Петровна, вероятно, считала, что ребенок Александрова от первого брака помешает ее кинематографической карьере, а дед не настаивал... Единственный человек, которому Дуглас был небезразличен — родная сестра его мамы, Елизавета Ивановна. С тридцатых годов он жил под опекой тетки. Правда, когда в начале войны немцы подошли к Москве и встал вопрос об эвакуации (Любовь Петровна высказала сомнение относительно того, стоит ли брать Дугласа с собой в Алма-Ату, куда эвакуировался весь «Мосфильм»), дед был непреклонен: либо они едут все, либо он остается с сыном в Москве. Так что поехали все вместе. Сначала в Алма-Ату, затем Александров забрал Дугласа на Бакинскую киностудию. Там он помогал деду чем мог: монтировал пленки, писал титры. Незадолго до окончания войны отец стал курсантом Тульского пехотного училища, а в звании лейтенанта участвовал в параде Победы на Красной площади. Затем поступил в Военный институт иностранных языков на японское отделение. Но карьера военного переводчика его не привлекала, и он ушел во ВЕИК на сценарный факультет. Учился заочно, работал переводчиком в «Интуристе» и писал статьи в журналы и газеты. А в 1952 году отца арестовали по доносу. Пришли за ним ночью, как это было принято в МГБ. Вместе с отцом забрали еще нескольких его друзей, инкриминируя антисоветскую агитацию и пропаганду: они читали журнал «Америка» и ходили в Дом кино на просмотры американских фильмов. Сталин был еще жив, и отцу грозило 25 лет лагерей. Целый год он провел в Бутырке. Следователь Полянский, — я читал дело и навсегда запомнил эту фамилию — давил на отца, требуя показаний, что кинорежиссер Григорий Александров — американский шпион. Отца били, заставили поменять имя, мотивируя тем, что оно чуждо советскому человеку. Под давлением отец изменил имя Дуглас на Василий. Тогда у него случился первый инфаркт.

— А Григорий Александров и Любовь Орлова что-нибудь предпринимали, чтобы вызволить вашего отца из тюрьмы?

— А что, собственно, они могли сделать? Ведь сидел не только мои отец, полстраны сидело: ссылали жен крупных военачальников, целые семьи. Вероятно, дед мучился, старался как-то помочь сыну, но безрезультатно. Однажды, уже после смерти отца, я ехал на дачу во Внуково. Дело было зимой, и я, ожидая такси, совершенно промерз. Шофер попался неразговорчивый, всю дорогу молчал и, только подъезжая к Внукову, вскользь проронил: «Здесь живет один мой знакомый». Я чисто машинально поинтересовался: «Кто именно?», поскольку знал всех соседей. Когда шофер ответил: «Дуглас Александров», я оторопел и осторожно поинтересовался, давно ли они встречались, показав на всякий случай пропуск на киностудию. Таксист остановил машину, внимательно изучил мое удостоверение и после этого сказал: «В 1953-м мы с твоим отцом сидели в одной камере в Бутырской тюрьме». Беседа длилась несколько часов: я рассказал таксисту о смерти отца, и мой новый знакомый не мог сдержать слез. Он вспоминал, как стойко отец держался на допросах, как сорвал ордена со следователя, путавшего лагерями...

Г. Александров и Л. Орлова в Вене

— А кем была ваша мама?

— Отец познакомился с ней случайно через своего близкого друга. Моя мама, Галина Крылова, была очень хороша собой, ее часто приглашали на показы одежды в Московский дом моделей на Кузнецком мосту. Их чувству пришлось пройти серьезные испытания: когда отца арестовали, маму не раз вызывали на допросы в качестве свидетеля. После того как отца освободили, родители поселились на улице Станкевича, где в 1954 году я и появился на свет. Я рос под стук пишущей машинки — отец писал статьи и сценарии. Мама неплохо фотографировала и за небольшую плату делала снимки продавщиц ближайших магазинов — «Елисеевского» и «Детского мира». А девушки с удовольствием дарили свои фотокарточки ухажерам. Увлечение фотографией постепенно переросло в профессию, и в дальнейшем мама работала фотокорреспондентом Гостелерадио.

— Григорий Васильевич помогал вашей семье?

— Конечно, но только иногда — ведь финансами заведовал не он. В основном помогали как могли бабушка — мамина мама и муж сестры моего деда — кинорежиссер Александр Усольцев. Он же подкидывал отцу сюжеты. А вот устроить меня в престижную английскую спецшколу помогла Любовь Петровна. В конце 50-х в результате сложного обмена мы переехали с улицы Станкевича в двухкомнатную квартиру на Ленинском проспекте. Там я пошел в первый класс. Орлова приехала к начальнику гороно и выразила желание, чтобы внук кинорежиссера Александрова учился именно в этой школе. Хорошее знание языка позволило мне сразу после окончания школы устроиться переводчиком на Московский кинофестиваль. Конечно, в 1971 году это было невероятно сложно, но дед замолвил слово, и меня взяли. Я работал с американской делегацией. За кордоном гэбистов, окружавших гостиницу «Россия», находился совсем иной мир — с ночными ресторанами, барами, пестрой разноязычной публикой, этот мир для меня стал настоящим открытием. Никого не выводили за ухо, никто не требовал взятку за вход в ночной ресторан. Поражала и степень раскрепощенности «западников». На фестивале я познакомился со Стэнли Крамером и Дином Ридом. Когда Рид, радужно улыбаясь, однажды появился за нашим столом, многие американцы спрашивали: «Кто это?» Я объяснял, что это знаменитый американский певец. Оказалось, что в Америке Рида не знают (он жил в Чили), и популярен он лишь в Советском Союзе да в братской ГДР. Я же с удовольствием с ним сфотографировался — ведь столько раз отплясывал под его песни на школьных вечеринках и днях рождения! На кинофестивалях я работал и потом — в 1973-м и в 1975-м годах, уже учась во ВГИКе.

В 1971 на фестиваль в Москву приезжал Сидни Поллак с фильмом «Загнанных лошадей пристреливают, не так ли?» Услышав мою фамилию, Поллак спросил, не родственник ли я Григорию Александрову, и, узнав, что я прихожусь режиссеру внуком, попросил устроить встречу. Оказалось, они с дедом встречались в Каннах, и дед, делясь своими впечатлениями о поездке по Америке, в частности, рассказывал, как в каком-то городе видел своеобразный марафон танцевальных пар. Одних участников сменяли другие, пока одна пара не выигрывала приз. Сидни Поллак слушал очень заинтересованно, а через несколько лет снял «Загнанных лошадей...». Так мой дед «подарил» идею фильма знаменитому Поллаку.

На том фестивале была у меня и еще одна занятная встреча. Однажды прибегает сотрудница и скороговоркой сообщает: прибыл американский актер Ричард Бартон. Не знаю, был ли он в то время женат на Элизабет Тейлор, но помню, что приехал чем-то крайне недовольный. Сотрудница даже слезу пустила, жалуясь, что Бартон отказывается ехать на запланированную экскурсию по Москве. В тот год в службе переводчиков работал Андрей Стуруа, мой лучший друг и знаменитый московский плейбой. У его отца, Мэлора Стуруа, известного журналиста-международника газеты «Известия», был ярко-красный «Додж». Мы с Андреем ночью частенько выталкивали машину со двора, чтобы папа случайно не услышал звука заводимого мотора, и колесили по городу. А потом, накатавшись, так же тихо ставили «доджик» на место. Я на всю жизнь запомнил номер этой машины — 12—28 МКФ. Эти буквы мы расшифровывали как Московский кинофестиваль. Андрей — прекрасный водитель, если он прочтет эти строки, наверняка улыбнется, вспомнив о нашем приключении. В общем, мы решили попробовать рассеять причину недовольства Бартона и «спасти ситуацию» традиционным русским способом. Зашли в буфет, купили бутылку «Столичной» и поднялись на 10-й этаж, где в роскошных апартаментах жил Бартон. Актер ведь приехал не один, с целой свитой — секретарь, массажист, визажист. Стучимся. Дверь открывает секретарша и тут же заявляет, что мистер Бартон принять нас не может. Мы отвечаем, что, в общем, ничего и не хотим, просто зашли вручить подарок. Секретарша не сдается: «Давайте подарок мне». Мы — ни в какую! Стоим, препираемся, и вдруг появляется сам Ричард Бартон, в халате, нечесаный, небритый и страшно недовольный. Секретарша объясняет: вот, ребята принесли подарок, а мы из-за ее спины показываем запотевшую бутылку «Столичной». Бартон, не понимая, в чем дело, недоуменно хлопает глазами, и тут Андрей пускается разглагольствовать о русском похмелье. Дескать, если болит голова, нужно выпить немного водки. Бартон сначала недоверчиво слушал, затем выпил рюмку. Следом вторую... Настроение заметно улучшилось. Он причесался, переоделся, ее мы поехали кататься по Москве.

Григорий Александров-младший с актером Алехандро Рэем (фильм «Генералы песчаных карьеров») и его женой на Московском кинофестивале. 1971 г.

— На красном «Додже»?

— Нет, на закрепленной за актером «Чайке». Повезли его на Ленинские горы, на Красную площадь... А вечером грузинские деятели культуры в ресторане «Арагви» устроили ему такой прием, что об этом писали не только все московские издания, но даже «Дейли телеграф», «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост». По-моему, поездкой в Москву Ричард Бартон остался доволен.

А вот еще случай... В 1975 году на фестиваль приехал Джордж Гант — американский миллиардер. Он очень любил кинематограф и не жалел денег на постановку картин. Меня к нему направили переводчиком. Я долго ходил по вестибюлю, высматривая эдакого холеного буржуя в цилиндре, с огромной сигарой — словом, нечто карикатурное из творчества Кукрыниксов. Ходил, ходил, но никого похожего не встретил и с горя обратился к двум молодым людям, сидевшим на тюках. Такие загорелые до черноты парни в затертых джинсах и кожаных куртках. Кстати, один из них действительно курил сигару. Я спросил его, не знает ли он господина, которого я разыскиваю, и назвал фамилию. Парень спокойно отвечает, что Гант — именно он. Я был ошеломлен, но вида не подал. Пошли мы за аккредитацией, затем поднялись в номер — стандартный двухместный, никаких излишеств. Оглядевшись, Джордж спрашивает: «Нельзя ли организовать что-нибудь побольше, а то я со своим секретарем». Я тут же звоню в службу размещения, где мне говорят, что вместо двухместного номера могут выделить два одноместных. Джордж взмолился: «Номер больших размеров означает, что я хотел бы снять весь этаж». В результате его поселили в отдельных апартаментах. Я тогда не знал, что половина нефтяных вышек в Техасе принадлежит его семье. У самого Джорджа было два хобби — проводить кинофестивали в Сан-Франциско и разводить в Неваде лошадей. Он до сих пор здравствует, и в девяностые годы приезжал в качестве председателя жюри на Московский кинофестиваль.

Любовь Петровна с овчаркой Корой на даче

Сразу после школы, вплотную соприкоснувшись на фестивале с кино, я решил пойти во ВГИК и в 1972 году поступил на операторский факультет. Не знаю, может быть, дед кому-то звонил и с кем-то договаривался, но я честно писал, как и все абитуриенты, сочинение под номером, английский сдал на отлично, а экзамены по специальности готовил самостоятельно и добросовестно. Честно скажу, богемная вгиковская жизнь мне пришлась очень по душе. Даже такие нудные предметы, как философия и политэкономия, проходили как-то незаметно. Кстати, политэкономию нам читал профессор, любивший принимать зачеты в... пивном баре на ВДНХ. И объяснял закон прибавочной стоимости на примере, как он говорил, «тубуреток». Во ВГИКе этот пивной бар называли «Парламент». Там каждый день собирались будущие режиссеры, операторы и актеры, до хрипоты споря за кружкой пива о Феллини и Шукшине.

С большим удовольствием мы ходили на лекции по истории русского искусства Николая Третьякова — потомка знаменитого мецената и основателя художественной галереи. Зарубежное искусство вела Манана Андроникова, дочь Ираклия Андроникова. Режиссерскими и актерскими курсами руководили Сергей Герасимов и Тамара Макарова, Сергей Бондарчук и Ирина Скобцева. Мы, будущие операторы, часто приглашали студенток с актерского факультета позировать для портретных фоторабот. Однажды мне «досталась» румяная, что называется кровь с молоком девушка с длинной русой косой — Наташа Андрейченко.

— В последние годы Орлова ведь почти не снималась. Чем она жила помимо театра?

— Выступала с концертами. Однажды мы с отцом приехали в Ленинград. У Любови Петровны как раз в это время там были концерты, и она пригласила нас в гости, в гостиницу «Европейская». Помню, в тот день Любовь Петровна много курила «Camel» без фильтра и жаловалась на сильную головную боль. Вечером, когда Орлова вышла на сцену Ленинградской филармонии (ей и в голову не приходило из-за плохого самочувствия отменить выступление), никто в зале не заподозрил, что у знаменитой актрисы температура под сорок. Концерт, как всегда, закончился громовыми овациями. Когда Любови Петровны не стало (она умерла в январе 1975 года от рака поджелудочной железы), с ней пришло проститься огромное количество людей. Скорбная вереница тянулась по всему Садовому кольцу — от Театра им. Моссовета до высотки на Красной Пресне,

В 1984 году на «Мосфильме» сняли картину «Любовь Орлова». (Я тоже принимал участие в работе над ней.) Когда фильм вышел на экраны, поражало количество писем от зрителей — тонны писем. Ее действительно любили все. Знаете, в Дальневосточном пароходстве даже есть теплоход «Любовь Орлова». Члены команды не раз приезжали к нам на дачу, мы с мамой передали для корабельного музея кое-какие личные вещи и архивные фотографии. Концертные платья и сценические костюмы я передал в Театральный музей им. Бахрушина.

Григорий Александров-младший с женой Людмилой, детьми Кристофом и Сашей. Париж. 2002 г.

— Ходят слухи, что вы продали дачу и квартиру деда...

— Со своим законным наследством я вправе поступать как мне хочется, но для любопытствующих отвечу — нет, не продал, все семейные реликвии хранятся у меня в Париже и Москве, в частности рукописи, фотографии и дневники деда 1929—1932 годов. Мне дорого все, что связано с памятью близких людей.

Через три года после смерти Любови Орловой умер мой отец. И дед предложил маме зарегистрировать брак. Это решение повергло в негодование дружный коллектив «Мосфильма», многие сочли поступок Григория Васильевича аморальным. Хотя никто не имел права осуждать ни моего деда, ни маму. Это сугубо личное дело касалось только нашей семьи. Впрочем, могу объяснить, почему дед решился на этот шаг. Он не привык жить один и просто не мог себе представить, что теперь о нем некому будет позаботиться. После смерти Любови Петровны у деда никого не осталось, кроме нас, и мама стала для него всем — домохозяйкой, поваром, шофером, медсестрой, другом. Она потратила три года, чтобы перепечатать несколько десятков его дневников и привести в порядок архив. Дед решил отблагодарить маму, сделав ее своей наследницей. Лично я считаю это совершенно нормальным поступком. Возможно, ему не давала покоя мысль, что в свое время он многого не сделал для сына. Ведь Григорий Васильевич если и переживал, то никогда этого не показывал Последние годы я жил с дедом постоянно и замечал, что он стал немного отрешенным. Помню один смешной случай. Дед поехал в Дом кино. Дело было зимой, и мама отвезла его сама. На нем была роскошная ондатровая шапка. Когда он возвратился вечером (кто-то из знакомых подвез) и зашел в дом, мы увидели, что на голове Григория Васильевича красуется ободранный заячий треух. Мама спрашивает: «Что это у вас такое на голове?» Дед отвечает: «Как что, шапка...» То есть деду выдали чужой головной убор, а он этого даже не заметил.

Дед умер в больнице (мама была в это время в командировке в Ташкенте). Его положили на обследование в Кремлевку, и все произошло очень быстро — инфекция в почках и его не стало. Это случилось в декабре 1983 года

Григорий Васильевич Александров в своем кабинете на даче во Внукове

Именем деда назвали большой торговый корабль в Черноморском пароходстве. Как-то, находясь по делам в Одессе, я узнал, что корабль стоит на рейде. Был январь, дули холодные ветры, над морем висел серый туман. Я спросил у вахтера, можно ли попасть на корабль. Тот, изучив мои документы, связался с диспетчерской и прокричал в трубку: «Григорий Александров хочет попасть на "Григорий Александров"!» Подошел тарахтящий баркас, и вскоре я уже поднялся на борт корабля. Мы долго беседовали с капитаном, я рассказывал о своей семье, а он в свою очередь — об океанских странствиях «Григория Александрова».

— А как вы оказались во Франции?

— Честно говоря, ни о Франции, ни о любой другой стране у меня до поры до времени даже мысли не возникало. В конце 80-х я прекрасно жил в Москве, ездил на рыбалку, кутил с друзьями, даже не помышляя о поездках «за бугор», тем более о жизни за границей. Мама к этому времени уже несколько раз побывала в Париже, останавливалась она у подруги юности Ольги Алексеевой, внучки К.С. Станиславского и правнучки Льва Толстого. С ее старшим сыном Мишей я был знаком чуть ли не с пеленок, с младшими, Кириллом и Максимом, мы дружим и по сей день. Максим — режиссер, и нас связывает общий интерес — кино.

Между прочим, в моем решении поехать во Францию не последнюю роль сыграли дневники деда: хотелось увидеть Париж таким, каким видел его Григорий Васильевич. В 89-м году Ольга Алексеева пригласила в гости нас с мамой, и, что удивительно, я приехал на парижский Северный вокзал день в день с дедом — 29 августа, только с разницей в 60 лет... На вокзале нас встретил мой близкий друг, к тому времени уже лет 15 живший во Франции. У него был ресторан в районе улицы Пасси, и мы поехали туда обедать. Буквально в тот же вечер я познакомился с Милой, моей будущей женой, и... влюбился. Потом мы с мамой уехали на юг Франции — в Антибы, остановились у друзей возле знаменитого городка Сан-Поль-де-Ванс. Хозяин дома, патриарх семьи, бежал во Францию в начале 20-х годов из Крыма, где оказался вместе с частями врангелевской армии в чине поручика. До преклонных лет он сохранил военную выправку и галантные манеры.

Сейчас я готовлю для парижского издательства «французскую» часть дедовых дневников

Вдруг звонит Мила: «Встречай, я приезжаю». Мы чудесно провели время, а когда я вернулся в Москву, ежедневно часами говорили по телефону. Результат — астрономические счета. Встречать новый 1990 год Мила приехала в Москву и познакомила меня со своими университетскими друзьями. Закончив мехмат МГУ, Мила вышла замуж за француза и уехала с ним во Францию. Брак оказался недолгим, но отношения с Жильбером остались теплыми. Мы до сих пор общаемся, он даже выучил русский язык.

В апреле 1990 года я приехал в Париж уже по приглашению Милы. 1 нюня у нас родился сын Кристоф, а через четыре года дочь Александра.

— Чем вы занимаетесь в Париже?

— Прежде всего детьми. Мне это доставляет огромное удовольствие. Сейчас Кристофу я называю его по-домашнему Васькой, 12 лет, Саше — семь. Мы снимаем небольшую квартиру в чудесном районе рядом с Булонским лесом. Я создал небольшую кинофирму, снимал документальные фильмы, консультировал французских режиссеров по истории советского кино. Работал фотографом. Много путешествовал, мы с Милой объездили весь свет. В общем, занимался тем, к чему душа лежала. Некоторое время мы жили на юге Испании и в качестве эксперимента открыли русский ресторан. Друзьям нравится, как я готовлю — это хобби у меня с детства, должно быть, унаследовал от прадеда. Но в отличие от него всерьез заниматься этим не собираюсь. Я человек искусства, и ресторанная деятельность, видимо, не для меня.

Теперь у меня два дома — в Москве и Париже, и сейчас я готовлю для парижского издательства «французскую» часть дедовых дневников. Пока не издам их либо здесь, либо в России, не успокоюсь, я ведь по зодиаку — Овен, а мы народ упрямый.

Беседовала Татьяна Пинская
Париж