Война

21 июня 1941 года каждый встретил по-своему. Орлова и Александров отдыхали в Кемери под Ригой. Он начал работу над сценарием своего нового фильма «Весна». Пока что сценарий назывался «Звезда цирка», и в его основе было очень понравившееся Александрову обозрение Московского мюзик-холла. Авторы этого обозрения Раскин и Слободской тоже были в Кемери и готовились включиться в работу с режиссёром. Любочка, невзирая на отдых, уже успела дать два концерта. Но всё же главное — это наконец возможность быть вместе, звук моря, уютные кафе, пахнущие знаменитым рижским бальзамом и кофе...

В тот роковой светлый летний день 22 июня 1941 года сознание людей ещё было не в состоянии постичь весь ужас и масштаб обрушившейся на них трагедии.

Григорий Васильевич даже уверял встревоженных знакомых — в тот момент там же отдыхали человек 40 артистов, литераторов, деятелей кино из Москвы, — что он звонил в приёмную Молотова и теперь всех переведут в Сигулду. «Мы будем там жить, пока не кончится этот инцидент, — успокаивал он, добавляя своё неизменное: — Всё будет хорошо!»

Однако инцидент не кончился. Более того, уже на следующий день бомбили Ригу и стало ясно, что надо срочно возвращаться домой. И здесь Григорий Васильевич получил возможность ещё раз убедиться во всесильности своей Любочки. Именно она пошла к начальнику вокзала и вышла от него с билетами на поезд для всех сорока москвичей. Понятно, что это был подвиг на гране фантастики, так как степень недоступности даже стоячего места в поезде военного времени — абсолютна. Более того, Любовь Петровна затем доставала всё у того же начальника ещё и ещё билеты для москвичей, которые бросались к ней за помощью. Ей никто ни в чём не мог отказать. Но она была не только прославленной кинозвездой. Прежде всего она была женщиной — всегда и во всём. До отправления поезда оставалось 20 минут, и тут она вспомнила, что накануне недалеко от вокзала видела в маленьком магазинчике прехорошенькую шляпку с пёрышком и вуалеткой, которую не успела купить. И она побежала за ней! Под гул бомбёжки, через толпу панически мечущихся людей — за шляпкой! В поезд влетела в последнюю минуту. Григорий Васильевич перенёс этот стресс со свойственной ему философской сдержанностью, но запомнил навсегда. Шляпка с пёрышком крупным планом появится на экране через шесть лет в фильме «Весна». «Красота — это страшная сила!» — произнесёт Раневская знаменитый афоризм, примеряя перед зеркалом шляпку с вуалеткой и пёрышком. Спустя годы он уже смог отнестись с юмором к абсурдной отваге своей Любочки. А тогда молча сидел, сжав её руку, не отрывая глаз от её лица и не видя ни шляпки, ни пёрышка.

В Москву они попали только через неделю. По дороге были бомбёжки, долгие стоянки, тревоги и страхи. И опять именно она, такая маленькая и хрупкая, взяла на свои плечи ответственность за тех, кто рядом, организовала женщин, чтобы оказывать помощь тем, кто в ней нуждался. Он всегда был рядом и во всём помогал. Люди, обезумевшие в раскалывающемся мире, видя этих красивых и спокойных людей, черпали в их внутренней устойчивости надежду и мужество. Когда начали бомбить поезд, все побежали в лес, было много раненых. Только они и Тяпкина остались в вагоне. В поезд не попала ни одна бомба.

В Москве прежней жизни уже не было. На «Мосфильме» были свёрнуты все плановые съёмки. Основные ведущие силы кинематографии были брошены на нужды фронта. Но не только профессионально участвовали в войне люди кино. Григорий Васильевич, как и многие москвичи, рыл траншеи под Москвой, дежурил на крышах во время обстрелов и бомбёжек, гасил зажигалки. Однажды взрывной волной его отшвырнуло с такой силой, что он был контужен и повредил позвоночник. Тогда никто не мог позволить себе долго болеть, и он вопреки протестам Любочки очень быстро встал на ноги, чтобы снова быть в гуще событий. Однако потом, в течение жизни, эти травмы неоднократно дадут о себе знать, разрушая здоровье.

Уже в августе 1941 года мастера советского кино с невероятной оперативностью начинают снимать боевые киносборники, посвящённые фронту, его стремительно меняющимся событиям. Александров же снимал первый такой киносборник, где в одной из миниатюр Любовь Орлова в образе Дуни-Стрелки, в ладно сидящей военной форме и пилотке, на велосипеде развозила письма с фронта с военными новостями, пела на мотив из «Весёлых ребят», но слова были новые, на злобу жестокого дня. В это страшное время они, как всегда, работали вместе. Но вскоре враг подошёл к Москве так угрожающе близко, что жить в столице стала опасно, и началась эвакуация, которая в октябре 1941-го обрела повальный и панический характер. Нонна Петровна с мужем, дочерью и двумя маленькими внуками (я и брат) была эвакуирована в Уфу, куда вывезли предприятие, на котором работал главным инженером Сергей Фёдорович. Туда же забрали и Евгению Николаевну. Зять Нонны Петровны (мой отец) ушёл на фронт уже через неделю после объявления войны. Любовь Петровна и Григорий Васильевич с сыном Дугласом (за неудобством имени его потом переименовали в Василия) были отправлены в Алма-Ату в том знаменитом поезде, который увозил из Москвы всех самых знаменитых тогда творческих деятелей. Орловой удалось оформить в этот поезд и Лёвушку Миронова, выдав его за члена семьи. И опять они — Орлова и Александров — были опорой и ориентиром для окружающих среди общей растерянности и горя.

Разлуки, разлуки, разлуки... Война!

В Алма-Ате Любовь Петровну ожидал удар: Григорий Васильевич прямо с поезда угодил в госпиталь. Как всегда, она со всей энергией и заботой сделала всё, чтобы вернуть ему здоровье. Но они снова были на пороге разлуки. Едва Григорий Васильевич встал на ноги, его отправили в Баку, где он возглавил киностудию. Вскоре приехала и она. Здесь были прекрасные бытовые условия, если вообще можно было считать какие бы то ни было условия прекрасными, когда немцы рвались и рвались на восток по России, Украине, Кавказу. Беда стояла на пороге. Как всегда, настоящим спасением была работа. Он начал съёмки фильма, который не стал их удачей. Назывался он «Одна семья» и так и не вышел на экраны. А она никогда не жила в таком ритме и с такими нагрузками.

Казалось, не было фронта и не было рода войск, где бы ни выступала Любовь Орлова. И как в мирные дни её лично знала вся страна, так и теперь её знали многие из тех, кто шёл в бой. Она пела, говорила, провожала, благословляла. Ведь большинство из тех, кто с восторгом аплодировал ей в те дни, были ещё совсем мальчишками, и многие после её концертов уходили, чтобы никогда не вернуться. И что она могла сделать для них? Только то, что делала всегда, — дарила всю силу своей души и таланта, приносила праздник туда, где царила смерть и лилась кровь. Особенно тяжело было выступать в госпиталях. И опять — поезда, самолёты, военные машины. И по-прежнему с ней рядом всегда был верный Лёвушка Миронов.

Вот одно из писем родным в мае 1942 года: «Концерты идут хорошо... Голос звучит... питаюсь очень плохо, иногда не обедаю. Сплю тоже плохо... План моей поездки такой: сегодня, четвёртого, еду в Гори — один концерт, затем — в Поти, 8, 9 и 10-го в Нахичевань...»

А родные жили в Уфе и, судя по всему, жили трудно. Наступил момент, когда Лёвушка, нагруженный продуктами, был отправлен в Уфу, чтобы навестить и подкормить Нонну Петровну и, главное, привезти в Баку Евгению Николаевну. Вырвалась однажды к сестре и сама Любовь Петровна. Конечно же дала там концерт. Чужой дом, давший приют Нонне Петровне и её семье, наполнился запахом французских духов, во всех углах появились картонные коробки с продуктами.

Я помню и двор с зарослями малины, и дом, в котором мы тогда жили. В большой кухне по стенам от пола до потолка стояли клетки с мышами. Бабушка и мама брали их из фармацевтического института — мыши нужны были для опытов. Мы смотрели за ними, за что получали продукты и молоко, что было, видимо, необходимым подспорьем. Когда говорят «война» — я слышу мышиный писк и их возню в клетках, а перед глазами — чёрный блин репродуктора, к которому приникали всей семьёй: отец был на фронте...

А приезд прекрасной кинозвезды в тяжкое военное время в Уфе помнят до сих пор, и до сих пор в местной прессе появляются воспоминания очевидцев. В 1997 году, более чем через полвека после тех событий, моя мама получила письмо от дочери хозяйки дома, в котором мы жили в эвакуации в Уфе. Она тогда была подростком. Не могу не привести здесь эти потрясшие меня строки:

«Прежде всего, хочу представиться, чтобы Вам не пришлось гадать, от кого это письмо. Во время войны Вы некоторое время жили в Уфе, в эвакуации. Во время войны многие москвичи жили у нас. Жили музыканты из оркестра Большого театра, их дирижёр... В 95 году умерла моя мама. Я помню, как Вы с мамой стояли на крыльце нашего флигеля в последний вечер перед Вашим отъездом в Москву, прощались. Помните ли Вы её? Вряд ли... А вскоре умерла и её сестра. Уходят из жизни последние пережитки прошлого в хорошем смысле этого слова, а что теперь вокруг — страшно даже подумать... Родители моей мамы приехали в своё время в нашу несчастную страну из Швейцарии. До самой смерти они оставались её гражданами, и эта страна помогала им, в том числе и посылками. Мама родилась в Москве и в 1932 году приняла наше гражданство. И всё. Всё мужское население нашей семьи уничтожили в 1937 году. Двух братьев мамы, не успевших принять советское гражданство, отправили на их историческую родину, где они прекрасно дожили свою жизнь... Напишите, если это Вас не затруднит, обо всех».

Судя по всему, мои бабушки оставляли в душе каждого неизгладимый след... Как и в моей...

В 1943 году Любовь Петровна и Григорий Васильевич возвращаются в Москву. Его переводят из Баку, и он возглавляет «Мосфильм». Её пребывание дома — чистая условность. Она по-прежнему ездит и выступает на всех фронтах. Кинохроника сохранила кадры момента её выступления в пылающем, но не павшем Сталинграде. В белом армейском дублёном полушубке и ушанке с красной звездой она поёт символические в те дни слова: «Не видать им красавицы Волги и не пить им из Волги воды!» Сзади — колонны пленных немцев. Чтобы приветствовать русских солдат Сталинграда, артистка пробиралась через заминированную территорию.

Когда Советская армия освобождала Европу, с нашими войсками шли актёрские фронтовые бригады. И конечно же — Любовь Орлова. Как символ победы над фашизмом воспринимали её появление и в Германии. Тогда передвижение по военным путям-дорогам представляло особую сложность. Система пропусков, разрешений и запрещений зачастую оказывалась непреодолимым препятствием. Командование прекрасно понимало всё значение встреч с любимой актрисой для людей, которые так долго и жестоко жили вне дома, без близких, без уюта и красоты жизни. Поэтому Орловой был выдан документ, обеспечивавший ей беспрепятственное передвижение по освобождаемой вражеской территории:

«Народный комиссариат Обороны СССР

Удостоверение
Действительно без срока.

Предъявитель сего полковник административной службы Орлова Любовь Петровна является представителем Комитета по делам кинематографии и командируется в город Берлин, в войска для выполнения специального задания. Начальникам армий, военным комендантам оказывать полковнику Орловой Л.П. всяческое содействие в выполнении возложенного на неё задания.

Начальник тыла
Народного комиссариата обороны СССР».

Увидев этот документ, который Любочка торжествующе ему продемонстрировала, Григорий Васильевич вытянулся и отдал честь. Это стало его постоянным приветствием, когда она, уставшая, но счастливая их мимолётными тогда встречами, появлялась наконец дома.

Для него все эти военные годы и её бесконечные опасные гастроли стали непрерывным напряжением ожидания и страха за неё. В военное время любая связь — почта, телефон — была проблемой. Но он преодолевал всё, чтобы постоянно знать, где она, жива ли, здорова ли. С тех пор и на всю жизнь у него осталась потребность — где бы ни был он и куда бы ни уехала она — слышать её голос каждый день. Русский посол в Исландии Ю. Решетов рассказывал, как в начале 1970-х годов Александров приехал в Рейкьявик с группой советских деятелей культуры и искусства. В то время телефонная связь с Москвой из Рейкьявика была довольно сложным делом, да и находился там Григорий Васильевич всего три-четыре дня. Казалось, можно было бы, как и все остальные, терпеливо дождаться возвращения домой. Но нет, он звонил ей каждый день, чтобы слышать её голос, чтобы знать: она есть, она ждёт, она здорова...