Странная Сэвидж и странный фильм

На семидесятилетие Орлова получила своеобразный подарок от Раневской — роль американской миллионерши Сэвидж в спектакле «Странная миссис Сэвидж». Это была звездная роль Фаины Георгиевны, и она отказалась от нее, чтобы смогла сыграть Орлова.

Играть после Раневской... Это был своеобразный подарок. Несмотря на то что Фуфочка сама отказалась от роли, она не преминула быстро и по-актерски яростно возненавидеть всех, кто занимался вводом Орловой в спектакль, например Нелли Молчадскую. Чтобы разрешить этот конфликт, Орлова предложила репетировать у нее дома. На саму Орлову ненависть Раневской, кстати, не распространялась.

Правда, иногда, находясь в плохом настроении, Фаина Георгиевна возмущалась тем, что Орлова готовится играть Сэвидж; говорила, что та не должна была соглашаться на ее предложение; через третьих лиц следила за ходом репетиций. При всей любви к Орловой как человеку надеялась на провал артистки Орловой, надеялась остаться в этой роли непревзойденной.

После взрывной Раневской вводить в спектакль ученически послушную и въедливую Орлову для Молчадской было просто счастьем.

Она, правда, пыталась сохранить свой легкий, «киношный» образ, но по совету Молчадской все же решила, что играть будет в темных тонах.

Она играла Сэвидж совсем не так, как Раневская, и это спасло ее от провала. Она была Любочкой — нежной, беспомощной, изящной, ранимой. Если бы она пыталась сыграть то, что играла Раневская, у нее бы ничего не вышло. А так — полный успех!

Но через год она начала сниматься в своем последнем фильме — и лучше бы она этого не делала! Фильм успеха не имел, а с «Сэвидж» произошла странная история.

Последние семь лет хозяйка театра Вера Петровна Марецкая медленно умирала от опухоли мозга. Обожавший Вэ-Пэ Завадский был готов на что угодно, только бы облегчить ее страдания. Даже на то, чтобы она сыграла свою последнюю роль — отобранную у Орловой.

Когда Любовь Петровна вернулась со съемок, Молчадская уже вводила Марецкую в спектакль.

— Что значит все это хамство? — спросила Орлова.

Ответа она не получила.

Орлова пришла на премьерный спектакль с внучатой племянницей, спокойно села во втором ряду. Никто не осмелился к ней подойти.

«Не могу смотреть на эту домработницу», — припечатала она, однако досидела до конца спектакля.

По правилам актер, введенный в спектакль, должен сыграть два раза подряд. Марецкая сыграла семь.

Орлова звонила и в своей жесткой манере спрашивала:

— Меня что, сняли с роли?

— Любовь Петровна, Вере немного осталось... Но следующий уж точно — ваш...

Орлова не слушала эти вялые директорские бормотания и молча клала трубку.

Она понимала, что театр — не выход: раз так могли поступить с ней, Любовью Орловой, то лучше не связывать свое будущее со сценой. Она продолжала уговаривать Александрова написать для нее сценарий. Почти силой усаживала мужа за стол, чтобы он творил. Но он уже был увенчан славой и, скорее всего, хотел только спокойной старости.

И все же он нашел сюжет о двух разведчиках, вышедших на пенсию. Орлову очень рассмешило, что разведчики, оказывается, тоже выходят на пенсию. Она заставляла Гришу работать над сценарием, но тот, уединяясь в кабинете, чаще всего просто засыпал.

В один из дней в дверь квартиры Нонны Сергеевны, племянницы Орловой, позвонили. На пороге стояла Любочка... с чемоданом.

— Як вам навсегда. Сегодня я ушла от Гриши.

Шутку — вкупе с чемоданом — все оценили.

Сели пить чай, и Любовь Петровна рассказала, что поставила супругу ультиматум — пока он не напишет сценарий, домой она не вернется. Знала бы она, чем обернется для нее этот «новый сценарий» !

Через некоторое время позвонил Александров. Состоялся совершенно идиотический диалог:

— Машенька? (Напомним, Нонну называли Машей, чтобы не путать.) Добрый день. Любушка у вас?

— Да, Григорий Васильевич...

— Пригласите ее, пожалуйста.

— Она не хочет брать трубку, Григорий Васильевич.

— Да? Почему же?

— Потому что вы не написали сценарий...

Через несколько минут звонок повторился, и Александров снова попросил жену к телефону, сообщив, что написал уже несколько страниц, чем вызвал хохот всех присутствующих.

Орлова снова отказалась подойти к телефону.

Он перезвонил еще раз, уверив, что написал уж точно больше половины. Все, кто находился в комнате вместе с Любовью Петровной, веселились от души.

Наконец Орлова сдалась и уехала домой вместе с так и не распакованным чемоданом.

Фильм, сценарий которого так требовала Орлова, назывался «Скворец и Лира» — по кодовым именам тех самых разведчиков, вышедших на пенсию. «Наш фильм не детектив, думаю, что это будет документальная лента». Что хотел сказать этим режиссер, осталось загадкой. Он и сам появился в фильме в небольшой роли немолодого генерала.

Орловой было семьдесят два. А она играла то юную горничную, то невесту в подвенечном платье. Смотреть на эти кадры было неприятно и стыдно.

В кадре у нее заметно тряслась голова. Руки, естественно, не снимали. Ни ракурсы, ни тщательнейшим образом выверенный свет не спасали. О сюжете каждый, кто смотрел эту картину забывал тут же. Настоящей темой фильма была борьба — борьба Орловой со своим возрастом. Фильм быстро — и пошло — переименовали в «Склероз и климакс».

Она поняла все. Это было даже не «что-то тут не то», сказанное после просмотра «Русского сувенира». «Скворец и Аира» навсегда спрятали на самую дальнюю полку киноархива. Любовь Петровна не хотела, чтобы еще кто-нибудь увидел ее позор...